– Только без Перца дело не пойдет, – вздохнул Пендрагон. – Без него вся эта армия… Тьфу, никому не нужна.
– Это точно. – Застенкер подбавил воды в таз. – Слушай, Пень, у меня вопрос к тебе всегда был.
– Ну?
– Вот ты найдешь своего Перца. Заманишь как-нибудь, ты хитроухий. А дальше что? Если правда все, о чем вы тут все рассказываете, то он… В лучшем случае он тебя пошлет просто. Или на месте разотрет. Шлепнет. А?
Пендрагон отрицательно покачал головой, поморщился от боли.
– Не разотрет, – сказал он. – Я знаю кое-что… Кое-что, что ему интересно. Должно быть…
– Ай, Пендрагон-Пендрагонишко, хитрый человек с тяжелым взглядом, – засмеялся Застенкер. – Ах, юлишь, собака. Почему ты так уверен, что он обязательно полезет сюда?
Застенкер вытащил из тазика ноги и стряхнул с пальцев воду.
– Ничего я не юлю. – Пендрагон тоже вытащил ноги. – Все, знаешь ли…
– Ты меня пугаешь, Пень. – Застенкер отставил тазик. – Перец обязательно полезет сюда, ты, я вижу, тоже к маме не особо спешишь. Почему это? Что ж вы так тот мир не любите?
– Про Нострадамуса слыхал? – спросил деспот.
– Ну, слыхал.
– Так вот. Нострадамус прямо пишет, что в две тысячи пятьдесят втором году Земля погибнет в огненном тигле. Упадет на Солнце.
– Лапша все это, – прищурился Застенкер. – Не верю я в это. Ничто никуда не упадет… А вот ты что-то знаешь, хорек толстомордый…
– Я тебе говорю, – ухмыльнулся деспот. – Истинно, говорю, Земля упадет на Солнце. Они все сгорят.
– А мы?
– А мы нет. Страна Мечты и Владиперский Деспотат находятся не на Земле.
– А где? – спросил пытливый Застенкер.
– Там, – уклончиво ответил Пендрагон. – В пространствах…
– В пространствах? Что-то ты все-таки знаешь, Пень ушастый. Скажи мне! Скажи!
Пендрагон засмеялся:
– Пошел ты в дебри дальние, в леса пустынные, и не видеть тебе дня, и не слышать тебе ночи, ни покрышки, ни Покрышкина, ни Кожедуба, ни Джанибекова [27] , ни вообще никого…
– Ты мне по ушам не езди, – сказал Застенкер. – Не Айртон Сенна [28] , мои уши к воздействиям устойчивы. Будь короче… Краток.
– Пошел ты, – сказал Пендрагон короче.
– Ну, ладно, – вздохнул Застенкер. – В дальние так в дальние. Я привез тебе тут сюрпризец.
Деспот насторожился:
– Какой сюрпризец?
– Такой.
Застенкер достал сверток и грохнул его на стол.
– Что это? – спросил Пендрагон.
– Смотри сам, – ответил Застенкер.
Пендрагон принялся разворачивать. Медленно, будто опасался, что внутри окажется замороженная змея. Но змеи не оказалось. В свертке был меч. Красивый, я такие видел только по телику. Длинный, похожий на шпагу, с гардой, выполненной в виде дерущихся кашалота и морского дракона, с широкой крестовиной.
– Откуда это у тебя? – тихо спросил Пендрагон.
– Достал вот, – надулся от гордости Застенкер. – Я не ты, сиднем не сижу…
Пендрагон поднял меч. Огляделся. Лениво разрубил чугунную кочергу.
Хорошая сталь, подумал я. Интересно, если его стравить с нашим супербулатом, кто победит?
– Когда-то, – Пендрагон вернул меч на стол, – он принадлежал Перцу. Потом он отдал его за татуировку Поленову, бродячему художнику. Потом не знаю… Где ты добыл эту вещицу?
– У гномов стащил. Есть одно очень интересное пуэбло. Они этому мечу поклонялись. Знаешь, эти гномы… Я им удивляюсь. У них в этом пуэбло есть театр, а всех гномов зовут так смешно. Розенкранц, Гильденстерн, Офелий, даже Гамлет есть, честное слово…
– Поленов был просто помешан на театре, настоящий театральный маньяк, – задумчиво сказал Пендрагон. – Таскался туда-сюда по стране, что-то вынюхивал – не знаю, но мне кажется, что этот Поленов был связан с Перцем. Мне кажется, он на него шпионил…
– Вот и я что хотел сказать, да ты меня перебил. Они этому мечу поклонялись и считали, что он принадлежал Поленову. Теперь самое смешное. Они считают, что Поленов – это воплощение Перца…
Застенкер ненатурально засмеялся.
– Знаешь, – Пендрагон потрогал обмотанную голову. – Я что-то устал. И сам запутался во всем этом. Иногда мне кажется, что мы как-то заигрались…
– Я же говорю, тяжела ты, шапка Мономаха. Может, не по размеру? Может, хватит геополитика корчить? Может, пора лыжи намазывать?
– А народ? – спросил деспот. – А пятьдесят килограмм платины? А перспективы? Так что придется задержаться. Да и не хочу я. Мне здесь, в общем-то, нравится. Кстати, о самом Поленове ничего не слышно?
– Нет. Гномы говорят, что он ушел.
– Куда?
– Неизвестно. Они говорят, «ушел в обитель Мельпомены». Что это означает, я от них так и не добился. Смотался, наверное, удрал. А может, помер. Там у них эпидемия какая-то, я не стал долго задерживаться.
– Эпидемия? – Пендрагон отшатнулся от меча.
– То ли смехотун, то ли роняйка. Нет, кажется все-таки смехотун…
Они принялись разговаривать про этот самый смехотун, про брюшной тиф и туляремию, про сальмонеллез, про недоимки, про то, что неплохо бы образовать школу для воспитания гномовской молодежи, еще про что-то неинтересное. Я слушал левой половиной мозга, а правой половиной думал. Выстраивал концепцию. Понимал.
Персиваль. Он же Перец. Кажется. Тот, кто знает Секрет. Секрет Дверей. Возможность проникновения в любую точку пространства.
Какое-то время назад Персиваль, великий здешний герой, погиб. Или не погиб. Никто точно не знает, что с ним случилось. И где он теперь. В нормальном мире или здесь. Персиваль исчез. И теперь его ищут.
Его ищет Пендрагон. Для того, чтобы перетащить в настоящий мир пятьдесят килограммов платины. Чтобы стать богатеньким и счастливеньким. Еще, наверное, хочет чего-то великого – по его морде видно, что с хотениями у него все в порядке.
Персиваля ищет Ван Холл. Для того, чтобы узнать Секрет Дверей. Для того, чтобы узнать Тайну.
Его ищу я. Потому что он вполне может знать, кто я, – Йодль тогда на это вроде как намекал.
И еще. Через… через сколько-то дней капсула, спящая в моих легких, лопнет. И я умру. Не хотелось бы. Не хотелось бы умереть, не увидев розовый снег на вершинах Анд, не увидеть парящих кондоров, впрочем, я повторяюсь. Тушеного крокодила опять же с Варгасом еще не отведал.