Но Зимин уже не мог остановиться.
– Да! – орал он. – Это я кинул вам эту красную гадость! Тоже мне, любители театра! Будет вам театр! И не пройдет и трех дней, как здесь появятся красные волки! Они устроят вам театр! Будет вам «Конек-Горбунок», будет вам «Фауст Патрон»…
Гномы замолчали, а потом снова принялись раскачивать повозку.
– И каюк вам настанет! – крикнул Зимин. – Полный каюк…
Свистнули пращи. Зимин привычно хлопнулся на дно повозки. Сверху посыпались камни.
Поленов прикрылся ящиком.
– Видимо, по-хорошему не получится! – крикнул он. – Придется по-плохому. Держитесь!
Поленов сунул руку за пазуху и швырнул в толпу кожаный мешочек.
Грохнуло, что-то лопнуло, последовала вспышка, гномы прыснули в стороны. Зимин зажмурился и свалился на дно. Поленов прыгнул на место возницы, хлопнул в ладоши, свистнул. Выхватил свою шпагу, хлопнул плашмя по лошадиному крупу. Лошади рванули. Гномы шарахались по норам. Поленов орал и гнал повозку по спирали наверх. Костик и Ростик перекатывались по дну, как большие круглые орехи.
Зимин валялся на дне повозки. Из левого плеча у него торчала тонкая блестящая игла. Игла пробила плечо насквозь. Плечо не болело. Но когда Зимин пробовал его пальцем, оно ничего не чувствовало.
Зимину казалось, что он уже видел океан.
Когда он умирал, ему все время мерещилась вода, и про себя Зимин решил, что это океан. Согласитесь, умирать возле океана гораздо приятнее, нежели возле воды, образованной разложившимся сознанием.
Умирал Зимин довольно долго. Так долго, что, в конце концов, он понял, что, скорее всего, так и не помрет. Во всяком случае, в Стране Мечты. Когда он понял это, он стал смотреть на океан по-другому, спокойно и с удовольствием. А потом и вообще отрубился.
Зимин довольно часто отрубался, большую часть времени пребывая в отрубе. А в промежутках ему чудились голоса.
Глаза открыть сил у Зимина не было, а голоса звучали далеко и здорово искажались. Будто в конце широкой длинной жестяной трубы беседовали две гигантские лягушки. Определить, кто это, Зимин не мог, да и сил у него не было. Как, впрочем, и сил определить, звучат ли голоса у него в голове, или он на самом деле их слышит.
– Подыхает? – спрашивал кто-то.
– Угу, – отвечал другой. – Заражение крови. Типичное. Я такое видел как-то раз, у меня братец на серп ржавый напоролся. Пришлось ему переливание крови делать. То же самое было, как и у этого. Видишь, вся морда красная?
Это у меня заражение, думал Зимин. А потом думал, что это, может быть, ему только кажется. Эти голоса кажутся…
Голоса пропадали, а потом снова появлялись.
– Ну, как?
– Так же.
– Без улучшений?
– Какие тут улучшения…
– Жалко. Столько сил потрачено… Можно чего-нибудь сделать?
– Укол. Надо сделать укол… А может, даже два. А так сдохнет, игла гномовская была какой-то дрянью смазана…
Пауза.
– Может ли быть…
Пауза.
– Ты хочешь спросить, могла ли быть эта игла… не случайной?
– Ага. Примерно так. Кто-то проведал про всю нашу операцию…
– Нет. Отравленная игла – случайность. Гномы часто используют такое оружие. Я в этом уверен. Никто ни про что не знал. Секретность абсолютная, ты же знаешь…
– Знаю…
Пауза.
– Боюсь, что в последнее время… Что-то неспокойно в последнее время. По-настоящему неспокойно. Я чувствую, они подобрались слишком близко. Надо вытащить этого дурачка, он мне нужен…
– Понимаю. Вполне тебя понимаю. Если человек гибнет здесь, то у него в девяноста девяти процентах случаев абсолютно стирается память. А тебе ведь нужно, чтобы он помнил…
– Нужно. Ой, как нужно. Поэтому вытащи его, будь добр. Не хочу, чтобы из-за какого-то глупого гнома все пошло к черту. Столько усилий…
– Я не могу его вытащить. Я не Айболит, Айболиты бывают только в сказках. Кстати, почему у нас тут нет Айболита?
– Ты же знаешь, придумать человека сюда нельзя. И затащить сложно. А сами Айболиты сюда не очень спешат, чего им здесь делать?
Пауза.
– Хотя над этим не мешало бы поработать. Над Айболитом. А он ничего не слышит?
– Не. Сейчас ничего. А если слышит, то не понимает. В таком состоянии… Мозги кипят. Яд отключает слух и зрение. Короче, если ты не достанешь мощных антибиотиков, он отбросит копыта. Времени мало.
Пауза.
– Ладно. Жди. Я скоро. Потом не забудь ему сделать…
Смех.
– Не забуду, не беспокойся. Смотри, у него пальцы шевелятся.
– На ногах?
Зимин отключился в очередной раз.
И снова ему почудилась вода. Только в этот раз он знал, что это не океан, а река. Река и пески. И на этих песках он обнаружил, что все дно реки засыпано большими золотыми наручными часами. Зимин стал собирать часы в мешок, собирал, собирал, а потом почувствовал, что мешок тянет его вниз, сквозь песок. Зимин проваливался и проваливался, но бросить мешок ему было жалко, он провалился уже по плечи, но мешок не бросил и так, в конце концов, и утонул. Погрузился на дно, и в носу у него поселился бычок.
Бычок был удивительно наглый, он не только поселился в носу, но и быстренько обзавелся семейством, потомством и хозяйством. В результате чего в носу у Зимина завелась целая команда бычков. Бычки все время копошились, суетились и вели себя неприлично, пребывание под водой стало просто невыносимым. Тогда Зимин подумал, что это уже слишком, и вышел в полуобморочное состояние.
Он узнал очертания повозки, увидел два мутных пятна перед собой. Потом глаза заболели, и Зимин их закрыл. И снова услышал жестяные голоса.
– Американские?
– Госпиталь Святого Павла, пятнадцатая улица. Самые лучшие. Сказали, что они могут трупы поднимать. Завтра очухается.
– Ты незаменимый человек… а ты можешь достать…
– Делай укол.
Зимин ничего не почувствовал.
– Готово. Сейчас, еще витамины сделаю. Тут его нельзя оставлять, тут гоблины недалеко… на север километров пятнадцать… У них хозяйство, колхоз какой-то… Кстати, я видел у них коня… Кто дает лошадям такие идиотские названия? Иггдрасиль… Это что, река такая?
– Мировое древо. Оставишь воды и хлеба. Все, нам пора.
– Яволь.
Зимин неожиданно почувствовал, как по венам расползается искрящаяся теплота, и отключился в очередной раз.
В этот раз Зимину ничего не снилось, в этот раз было больно. Больно, больно, больно. И очнулся Зимин оттого, что боль неожиданно кончилась.