– Именно имортизма?
– Да, они выдвинули на пост губернатора профессора молекулярной биологии Макса Айронфиста, называющего себя имортистом. Он создал кружок по изучению имортизма еще в прошлом году, за это время кружок разросся в могучее общество со своим банком, счетами, филиалами, а сейчас Айронфист выступил со своей программой…
– Что-то особое? – спросил я.
– Нет, кроме названия, где присутствует слово «Юта», а так – наша программа. Мормоны сперва приняли в штыки, но прочли, прониклись, заявили, что отдадут свои голоса Айронфисту. А они люди твердые, как сказали, так и сделают…
Вертинский слушал вполуха, уже передвигался у карты мира, по-старинному втыкал булавочки с красными флажками, любовался. Волуев покрутил носом, слишком уж допотопно, наши программисты специальную программу создали для этих целей, на большом экране можно масштабировать, сказал задумчиво:
– Вы правы, господин президент, самые крупные общины имортистов начали создаваться там, где наиболее… прогнило. Не буду указывать пальцем, но даже в не до конца прогнившей Франции, к примеру, имортистов за последний год стало на сто двадцать тысяч больше…
Вертинский обернулся, сказал кровожадно:
– Вы в процентах, пожалуйста, в процентах!
Волуев фыркнул:
– Зачем?
– В попуга… в процентах больше!
– Предпочитаю точные цифры, – отрезал Волуев. Посмотрел на меня за поддержкой: – И господин президент предпочитает.
Вертинский обратил укоряющий взор в мою сторону:
– Вот видите? Очковытиральщик! Или втиральщик? Неважно, в любом случае пыль в глаза и дух в ноздри. Конечно, в прошлом году их было всего двадцать тысяч, так что за год шестьсот процентов роста!.. А если взять позапрошлый год, когда ни одного… Ладно-ладно, вы поняли. А вот в Штатах их за первый год под миллион! Простите, если наступлю на больную мозоль, но это больше, чем у нас, в России…
Волуев буркнул:
– У них и коммунистов было больше. Как и в Германии или Франции. Но власть взяли именно в России! Ох, не к добру это…
– Что не к добру?
Волуев с неопределенностью во взоре пошевелил пальцами в воздухе, то ли вязал магическую криптограмму, то ли проветривал их после того, как почесал в районе развилки.
– Да это все…
Мне надоело слушать их перепалку, хлопнул ладонью по столу, поднялся, чувствуя во всем теле злую бурлящую энергию, что криком кричит, просит выхода.
– Ну что, беремся за главное?
– Наливайте, господин президент, – подхватил Вертинский с готовностью.
Волуев бросил холодный взор на перебежчика в стан простонародья.
– В первый год в Штатах было под миллион, – констатировал он. – Сейчас там около семи миллионов. Это вся научная и техническая элита, небольшая часть культурной… Треть политиков, да-да, они понимают неизбежность имортизма как результат взросления всего человечества, есть у нас данные и по отраслям, профессиям. Медики лидируют…
Я прервал:
– Это частности. Прогнозы на этот и следующий год?
Волуев раскрыл ноутбук, на большом экране сразу появились таблицы, графики. Он посмотрел на наши лица, развел руками:
– Мне трудно без цифр, но ладно… попробую. На этот год можно не прогнозировать, его осталось меньше четырех месяцев. Вторжение в Россию с ее расчленением стало весьма проблематичным. Слишком много стран против, но Штатам это до лампочки, гораздо важнее то, что слишком многие против в самих США. И не слесарей да негров: когда надо – Белый дом с их мнением не считается, а именно высоколобых из высших сфер. Не из симпатии к русским, в гробу они всех нас видали, но имортисты не хотят воевать против имортистов. Это значит ослаблять свой же мир. Общий мир имортистов. Другое дело – Восток…
– Ну-ну, – сказал Вертинский, оживляясь, – что там?
– Доктрина имортизма в действии, – ответил Волуев просто. – Великие идеи безжалостны!.. Это пережиток детской и наивной политкорректности, когда полудикий вождь сидит на нефтяной скважине, где половина всех запасов нефти планеты, а могучие страны с поклонами уговаривают его продать за любые деньги и любые блага эту нефть, ибо без нее они просто погибают! А если учесть, что и саму нефтедобычу они там организовали, дикарь этого никогда бы не сумел… Словом, планета принадлежит имортистам. И все ее запасы.
Вертинский буркнул:
– Это и есть тот случай, когда страны сбросят излишек… да что там излишек, можно все свои крылатые ракеты и умные бомбы использовать в этой последней войне! Больше они не понадобятся. А для отражения возможного вторжения инопланетян будем разрабатывать оружие совсем другого рода.
Сегодня я не выдержал, вышел навстречу жаркому августовскому солнцу, подставил лицо лучам, в то время как глаза жадно ловили все появляющиеся фигурки со стороны ворот.
Недавно политые каменные плиты блестят, в крохотных лужах отражается небо. Я засмотрелся на нестерпимо блестящие золотые луковки церквей, а когда опустил взгляд, от ворот в мою сторону катил автомобильчик, скорость все сбрасывал, а когда подъехал ближе, остановился, словно в нерешительности.
Вместо того чтобы открыть дверцу со стороны водителя, я дернул с правой стороны, в лицо пахнуло перегретым воздухом.
– Привет, – сказал я и сел, чувствуя радость и печаль одновременно. Автомобильчик после моего лимузина показался крохотным. Таня предпочитает крохотные, такие проще парковать на улице. В этой металлической коробчонке, прогретой солнцем, наполненной жарким воздухом, я еще сильнее ощутил волны тепла, исходящие от ее разогретого сильного тела. Она искоса посматривала, как я втянул вторую ногу, а у меня по телу прошла странная дрожь, совсем не то, что называется сексуальным возбуждением, не то, хотя моментально мелькнула картинка, как мы в этом же автомобильчике занимались уже и на заднем сиденье, и на переднем и как раньше она деловито приводила в норму мой гормональный баланс во время езды по оживленной городской улице. Не ради чего-то там экстремального, хотя теперь есть даже такие клубы, а просто в порядке дружеской услуги, чтобы очистить мозги для философии.
Идиот, подумал я мрачно. О чем мыслишь, скот? Перегрелся, слишком много жареного мяса поел или в организме недостает каких-то минералов?
– Как я по тебе соскучился! – сказал я. – Еще в самолете, когда летел из Франции, тебе звонил… ты почему не отвечала?
– А ты хотел бы, чтобы я тебя встретила в аэропорту?
– Хотел бы, – ответил я уныло. – Где твой пропуск?
– Возьми в бардачке, – ответила она.
– Как он открывается?
– Ты прав, с трудом.