Или же, сказал внутренний голос, кто-то очень умело нанес инфистский удар. Даже не один, а мы, самовлюбленные ослы, просмотрели, проморгали. Эти сыновья Хама вовсе не такая уж и тупая сила… хотя да, это тупая сила, но все-таки сила, немалая сила. Одна надежда теперь, что это разочарование не разложит и не настроит против нас силовые структуры. Дело не в Казидубе, Ростоцком и Мазарине, не в генералитете, что на нашей стороне, но основная масса силовиков – те же простые и даже очень простые люди, они отдают детей в те же школы, что и противники с той стороны баррикад, их жены дружат и выгуливают вместе собак, вместе ходят в кино и смотрят одни и те же передачи наших противников.
Беда наша в том, что защита государства победившего имортизма лежит на плечах людей, которым этот имортизм вообще-то по фигу. Конечно, они хотели бы прямо щас долголетие и бессмертие, но вот идти к нему не хотят, как и те, кто сейчас готовится строить баррикады по всей Москве. Судя по новостям из регионов, в других городах еще тихо, кое-где прошли жиденькие митинги, этим и закончилось. Все верно, все не только начинается, но и завершается в Москве.
Началось, как и водится, с бешеной кампании по телевидению. Мазарин и Ростоцкий были в ярости, обвиняли Романовского, прошляпил, но тот не прошляпил: в самом деле закрыл несколько каналов, из уволенных работников создал еще один мощный коллектив творческих людей, но, как уже говорилось, это брехня, что умного много, а хорошего мало: умного тоже оказалось настолько мало, что и на вещание на одном канале не хватит.
Так вот однажды утром как будто все разом переменили мнение, заговорили о гнусности имортизма, заговорили о бесчестных правителях, что ведут страну к пропасти, даже о необходимости оказывать сопротивление такой власти, дабы, конечно же, спасти страну и заново обустроить Русь.
Нет, конечно, большая часть телевидения в наших руках, однако той трети, что оставалась, как теперь выяснилось, в оппозиции, хватило, чтобы люди начали бросать работу, выходить на улицы, то и дело возникали стихийные митинги.
В Медведкове многотысячный митинг стихийно перетек в мощную демонстрацию. Ко мне прибыли Ростоцкий и Мазарин, мы наблюдали и на телеэкранах это яркое шествие, когда веселая и хорошо одетая толпа двигается по тротуару, постепенно соступая на проезжую часть. По припаркованным машинам сперва стучали кулаками, мол, загораживают дорогу, гады, а потом, входя в раж, били ногами, наносили прицельные удары по стеклам, сбивали зеркала. Разогревшись, шли уже как катящаяся по улице лава из молодого вулкана, зазвенела витрина, со звоном посыпалось стекло. Испуганные вскрики потонули в здоровом веселом гоготе.
Лишь на одном канале промелькнуло, как владелец магазина выскочил навстречу чересчур веселым и раскинул руки. Это некоторых отрезвило, но брошенный издали булыжник расколошматил зеркальную витрину.
За демонстрантами двигалась огромная масса автомобилей, ни одного жигуленка или москвича, только дорогие роскошные иномарки, а также могучие грузовики, разукрашенные яркими транспарантами: требуем открыть казино, стриптиз-бар, интим-салон и прочее, прочее, хотя могли бы не перечислять все долго и нудно, а написать просто и ясно: panem et circenses, что понятно каждому.
Прохожие испуганно жались к стенам. Многие, впрочем, тут же вливались в поток, ломать и крушить в реале – еще круче, чем разносить все в шутерах, по всему телу такая сладость.
Ростоцкий сказал раздраженно:
– Эх, раньше бы чуть установить эти чертовы камеры!
Мазарин откликнулся ехидно:
– При Иване Грозном?
– О, тогда бы вообще… Но вот сейчас смотрим на эти сборища, а поделать ничего не можем – слишком уж народу! Тот случай, когда и телекамеры не помогут.
Мазарин кивнул:
– Да, всего бы на пару недель раньше… А лучше на месяц. Тогда бы еще в зародыше выявили первые пятнышки гнили. А сейчас что?
Оба обернулись ко мне. Я покачал головой:
– Ничего.
– Почему? – спросил Мазарин. Глаза холодно блеснули. – Бездействие – признак слабости.
– Иногда – признак силы. Кроме того, я не верю, что пойдут на Центр.
– Устрашатся?
– Да. Расстрел извращенцев был совсем недавно.
Ростоцкий смотрел на нас, в сомнении покрутил головой.
– То извращенцы, а это – добропорядочные граждане. И чего они требуют, вы слышите? Всего лишь возвращения на телеэкраны мексиканских сериалов, всего лишь заново открыть фабрику по производству надувных баб… к тому же доказывают, что уволенные так и не смогли найти себе работу…
– Брехня, в Москве требуется триста тысяч рабочих!
– Хе, им надо такую работу, чтобы получать, не напрягаясь. Но это не криминал, верно? Таких стрелять не станешь.
Я долго смотрел на веселое дикарское шествие. Из человека высвободили зверя, ясно. Пока что обезьяну, что еще не настоящий зверь, не убийца, вон даже только что вспыхнул первый подожженный автомобиль, толпа этих обезьян разбежалась, весело приплясывая, вот-вот рванет, но морды веселые, ликующие, праздник, все круче, чем Татьянин день или День города, когда тоже фейерверки, шутихи, бенгальские огни…
– Нет, – сказал я, – их кто-то направляет. Только теперь о телекамерах знают, вожаки стараются не выделяться. Как Дмитрий Донской, помните, что надел свои доспехи на друга, чтобы того убили, а сам переоделся в простого ратника?
С воем примчались пожарные автомобили, перед ними встали хохочущей стеной молодые парни и девчонки, напрасно пожилой мужчина в брезентовой куртке умолял расступиться, ведь горит же, будьте же людьми, некоторые вовсе пригибались, делая вид, что бросаются под колеса, и водитель с побелевшим лицом поспешно подавал машину назад.
– Им весело, – сказал я горько. – Не видите? Это еще долюди!.. Весь мир полон долюдей, нас совсем горстка!.. Зато атомных бомб – горы, но я не уверен, что все бомбы в руках людей умных.
Демонстрация постепенно рассеивалась, до Садового кольца дошли единицы, а там почти все группами разбрелись по многочисленным барам, кафе, ресторанам и по оставшимся стриптиз-шоу, которые мы пока еще не закрывали.
Ростоцкий сказал многозначительно:
– Вы заметили?
– Тугие бумажники? – переспросил Мазарин.
– Да.
– Заметно, – согласился Мазарин. – Впервые в мире видим восстание…
Ростоцкий сказал пугливо:
– Тьфу-тьфу на ваш язык!
– …ну не восстание еще, а вот такие формы протеста, со стороны богатых против… бедных! Да и насчет восстания вы не спешите плеваться. Мои источники сообщают, что завтра-послезавтра начнут строить баррикады.
– Бог с вами!