Для непростого или того, кто из простости стремится к усложнению своего «я», ибо в сложном больше радости, вопрос есть, и очень серьезный. Какая из дорог дает больше простора, развития, усложнения? Путь нынешний, его видим, о нем говорить много не стоит, или же путь имортизма, который предусматривает обязательность Бога, создавшего Вселенную?
Имортизм – это прежде всего дисциплина. Дисциплина ума, воли, подчинение своих животненьких и весьма скотских начал тому, чего у животных нет. Одно дело знать, что Вселенная возникла случайно, что все мы – случайность, другое – что мир создан по Плану, во всем – Замысел, и Творец тоже по-своему встает по утрам, чистит зубы и, превозмогая «не хочу, я же Бог», делает обязательные утренние упражнения, а потом принимается за работу.
Мне, к примеру, легче существовать во всем этом хаосе, зная, что это не хаос, что мир только от непонимания кажется хаосом, а на самом деле есть и План, и Замысел а от меня зависит, помогать осуществлять этот Замысел или же лечь на зеленой траве, как коза, кот или лягушка, и насмешничать над строителями.
Конечно, вот так с травки, насмешничая, я буду выказывать свою крутость, как же, богоборец, но это детское богоборство, очень детское. Эту детскость не замечают только сами дети, которые повторяют гордо какую-нибудь расхожую и очень детскую глупость, как, к примеру, что Кольт сделал людей равными. Увы, никогда ни под дулом кольта, ни под жерлом пушки не станут равными учитель и школьник, студент и профессор, академик и слесарь, или попросту – умный и дурак. Или мягче – грамотный и неграмотный.
В современном обществе – свобода, никто никого не тащит наверх силой. Можно даже начальное образование упразднить в духе свободы: хочешь – будь грамотным, не хочешь – никто да не смеет заставлять человека в демократической стране учиться читать и писать!
Однако же, признавая неравенство, конечный продукт распределяем по затраченным усилиям: академику – тысяча голосов, зарплата выше крыши, виллы на всех побережьях и почти неограниченные суммы на опыты, инженеру – пять голосов, шикарная квартира и достойная зарплата, а неграмотному слесарю – стандартное жилье, обычная зарплата и запрет принимать участие в выборах глав государств или даже глав районов.
Вздохнул, мечты-мечты, где ваша сладость, когда вот такие проекты составляешь, отвечаешь только перед такими же утопистами, а я президент, что значит – должен жить и действовать в сугубой реальности…
Александра по моему зову возникла мгновенно, будто прошла сквозь дверь, у нее же черный пояс, замерла с вопросительным выражением на лице и во всей фигуре.
– Александра, – сказал я, – позови, пожалуйста, этого… как его, ну, который с мускулами под пинджаком!
– Коваля? – догадалась она. – Начальника вашей охраны?
– Да, – сказал я с досадой. – Догадываюсь, что без его санкции я и в туалет не могу?
Она улыбнулась:
– Господин президент, у вас очень уютная комната для отдыха, где можно делать все-все, не ставя в известность ни Коваля, ни кого бы то ни было. Это я так, намекаю… а сейчас, как догадываюсь, вы не прочь покинуть на какое-то время Кремль?
– Да.
– К той женщине?
Она говорила ровным спокойным голосом, ни иронии, ни издевки, просто заполняет строчку в своем дневнике. Я покачал головой, глаза все-таки увел в сторону, неловко, я же не мальчишка, чтобы вот так, нарушая все святые узы, да не брака, я не женат, а святые узы главы государства…
– К будущему директору Центра стратегических исследований. Если он, конечно, примет мое предложение.
Она вскинула высокие брови:
– А что, есть такие люди, что могут отказаться?
– Не знаете ученых…
Дверь распахнулась, быстро вшагнул Коваль, цепким взглядом окинул весь кабинет, ухитрившись не пропустить, как догадываюсь, ни одной детали. Я спросил в недоумении:
– Как ты его вызвала?
– Ах, господин президент, надо ли вам знать все мелочи работы челяди?
Я ухмыльнулся:
– Ты права. Господин Коваль… кстати, как вас по батюшке?
– Олесь Бердникович, – ответил он. – А зачем вам? Называйте просто…
– Да по матушке как-то неудобно бывает, – объяснил я. – Ладно, понял, Олесь…
– Можно даже «Лесь». Лишь бы лосем не звали.
Я взглянул на его горбоносый профиль, подавил улыбку и сказал очень серьезно:
– Хорошо, Лесь, я намерен съездить после обеда… или вместо него, худеть надо, в Академию наук…
Он спросил деловито:
– Цель? Маршрут?.. Господин президент, я работаю на вас, так что мне можно и нужно все без утайки. Если вы даже козу изнасилуете по дороге или в салоне лимузина, я буду нем, как глубоководная рыба.
Александра слегка раздвинула красные, как у вампира, губы в легкой улыбке.
– Я там пробуду недолго, – сказал я сварливо. – Буду уговаривать одного академика возглавить один важный пост.
– Хорошо, – сказал он отчетливо, – будет сделано, господин президент. После обеда маршрут к зданию Академии наук.
По глазам неподвижной Александры догадался, что сейчас уже десятки людей спешно бросились проверять этот маршрут, в то время как другие напряженно вслушиваются в дыхание их начальника, страшась пропустить хоть слово.
– Идите, – сказал я сварливо. – До обеда еще далеко. Работайте, работайте!
На моем столе как будто из пространства появлялись свежие распечатки новейших данных. Человек-невидимка Волуев появлялся в кабинете, просочившись сквозь дверь, а исчезает тут же у стола, как только видит, что у меня нет больше вопросов.
Мои личные рейтинги высоки, как ни у одного из предыдущих президентов России. Даже в сравнении с президентами западных стран отрыв огромный. Роли это, конечно, не играет, мы власть быдлу больше не отдадим, это показатель разве что податливости простого народа жестким реформам.
Последние годы у нас Штатам симпатизировали только за то, что там по пять пожизненных, а то и расстрелы неисправимым гадам, но сейчас и по этим показателям переплюнули: надоело все это, когда банда ублюдков преследует Джеки Чана, а он красиво отбивается, никого не покалечив, и убегает целым. Пришло время не убегать, а отстреливать эти отбросы. Невзирая, кто из них прирожденный убийца, а кто пришел просто побегать следом. Тот, кто бегает в банде, рано или поздно сам становится убийцей. Так что виноват! Всю банду – под корень.
Потому и дергаются в петлях прямо на центральной площади преступники. Люди прошлого мира, которых не стоит брать в новый, заодно предостерегут колеблющиеся или слабые души, не дадут им ступить на скользкую дорожку.