– Брысь, – сказал я, – у вас что, дистанционные датчики моего пульса?
Она смолчала, исчезла, я с холодком понял, что, вполне возможно, так оно и есть. У президента нет ничего личного, от него слишком много в стране зависит, чтобы ему позволили что-то сохранить в качестве личного или даже интимного.
Сердитый и встревоженный, одно дело высочайшим указом вводить тотальное наблюдение, другое – самому оказаться наблюдаемым, потащился в ванную, встал под душ, уже наловчился пользоваться всеми прибамбасами, потом побрился, сходил перекусил.
Засилье тупости, продолжал мозг вести начатую мысль, привело к захвату ею всего, что создано светлыми умами: по телевидению идут пошлейшие шоу, компьютерные технологии используются для создания новых игр и зрелищ, а самые большие деньги отпущены на создание виртуальных женщин.
Уже ясно: с таким человечеством до звезд никогда не добраться. Даже до ближайших планет – вряд ли. Но мы сумели обывателя поймать на сладкий крючок имортизма, чтобы он надеялся на продление своей сытенькой ничтожной жизни до бесконечности, чтобы и потом все так же смотреть шоу, жрать от пуза, трахать виртуальных женщин, что будут становиться все реальнее, все ощутимее, все виртуознее…
Чтобы достичь этой цели, обывателю приходится на какое-то время отдать ученым и деятелям культуры те места, которые сейчас занимают шоумены и поп-звезды. Он полагает, что это ненадолго, мы ведь обещаем, что имортизма достигнем при жизни уже этого поколения, но дело даже не в том, что при жизни этого вряд ли достигнем, хотя, конечно же, когда-то достигнем… дело в том, что, наученные горьким опытом, хрен отдадим судьбу рода человеческого в зависимость от большинства голосов. Большинство… да всем понятно, что представляет из себя большинство.
Отныне и навеки человечеством будут править только лучшие умы, а не те клоуны, что лучше сумели угодить большинству. Это нужно повторять и повторять, потому что пока эта мысль кажется слишком крамольной, а ее надо сделать обычной, само собой разумеющейся, чтобы именно ее считали единственно верной, а все остальное – бредом пьяной кухарки.
И в то же время нельзя вот так одним махом выгнать дебилов, а на их руководящие места посадить людей умных, культурных. Всем им требуется внимание и забота, без нее растут только сорняки вроде шоу-бизнеса. Но им тоже надо уделять внимание, иначе эти сорные травы, бурно разрастаясь, быстро захватят и соседнее поле культуры, затопчут и вытеснят деликатные и нежные цветы литературы, театра. Вообще затопчут искусство. Увы, культурные растения нужно беречь, подкармливать, укрывать от града и непогоды, а сорнякам никакой заботы не надо, растут сами, это и называется рыночная экономика, когда все развивается само, без опеки государства.
После короткого завтрака, тоже пришлось взять себя за горло и напомнить, что это я ем то, что желаю, а мой желудок не указ, я вышел из личных апартаментов, улыбнулся Александре:
– Господи, ты хоть когда-нибудь спишь?
– Ах, господин президент, – ответила она с преувеличенной томностью, – вы еще спросите с кем?
– Смотри, – пригрозил я, – а то в самом деле возьму и спрошу! А потом разжалую этого смельчака и в Сибирь по этапу… Что у нас на сегодня?
Она взглянула на листок с распорядком дня.
– С утра не густо, но в приемной уже дожидаются Леонтьев и Ростоцкий.
Я поморщился:
– Что это они с утра?.. Наверное, вчера целый день сачковали.
Сам подошел к двери, приоткрыл, Леонтьев нервно вышагивает взад-вперед, а Ростоцкий спрашивает его с преувеличенной серьезностью:
– А правда, что это раньше было обрезание, а теперь просто замораживают и обламывают?
Я поморщился, осторожно прикрыл дверь. Неисчерпаемый объект шуток и приколов, но если вдруг по какой дури или вывиху взглянуть серьезно, то этот обряд – всего лишь ежедневное напоминание, что люди приняли участие в доведении созданного Богом тела до совершенства, то есть отредактировали его творение. Подправили Бога. А сейчас редактируют дальше: вставные зубы, протезы, сердечные клапаны, вживленные чипы… Точно так же идет работа и над душой, ее тоже редактируют, прививая новые ценности, отгранивая старые.
Эллины же считали, что каким Зевс создал человека, таким он и должен оставаться. Естественность – идеал, не фига человеку в это соваться со своей тупой харей. Этот спор длится и сейчас: запретить или не запретить генетику? Не знаю, как кому, но мне лично больше нравится гордая, даже наглая позиция потомков Сима. Мы не рабы, как христиане или мусульмане, мы – соратники. Пусть пока в песочнице, нам позволяют не так уж и вмешиваться, но скоро-скоро развернемся и с генетикой, и с нанотехнологиями. И тогда уж точно придем к Господу Богу и скажем: привет! Извини, что задержались, но уж больно много соблазнов было, а еще больше – ложных путей и лжепророков. Если бы не вычленили из всего-всего, что есть в мире сейчас, самое нужное, именуемое имортизмом, то и сейчас еще копались бы в песочнице. С вот такими бородами до пупа.
Путь, который предложил Моисей, вообще-то открыт для всех, к примеру – негры как-то целыми толпами объявляли себя его людьми и, пройдя необходимые ритуалы, становились ими. Но все-таки такой путь жестковат для простого человека, потому для слабых и ленивых выпущен упрощенный и облегченный вариант, именуемый христианством. Христианином стать намного проще, да и быть совсем легко, ритуалов мизер, дисциплина только для видимости. Еще более упрощенным вариантом христианства, совсем уж демократичным, стала такая ветвь, как православие, где вообще сохранились все золотые тельцы, названные только уже не тельцами, а иконами, все языческие обряды, а самим христианством в повседневной жизни даже не пахнет, что так раздражает и приводит в уныние господина Романовского.
– Пусть приготовят машину, – сказал я Александре, – после обеда. По плану у меня предусмотрено посещение подмосковного колхоза… или фермерского хозяйства?.. Не понял еще, зачем, буду показывать, как доить, что ли… Ладно, Волуев объяснит. А пока зови этих ранних пташек. Я в своем рабочем кабинете.
Ушел, зная, что Александра слегка помедлит, чтобы мне успеть сесть за стол и принять позу великого мыслителя, озабоченного судьбами мироздания.
В кабинете сразу ощутил, что в обстановке нечто изменилось, веет королевским духом. Не сразу заметил, что на моем столе настольная лампа обрела массивную ножку из великолепного малахита, изумрудные искры причудливо прыгают внутри камня. Вообще-то ножкой трудно назвать эту ограненную глыбу, в ней можно спрятать атомную бомбу, что-то помпезное, имперское, времен Екатерины, если не самого Петра.
Теперь увидел, что это не просто настольная лампа из малахита, такое называется то ли набором, то ли еще как-то: массивная статуэтка, то ли чернильница, то ли еще какая-то хрень, еще три изделия из малахита, все сделано с великим тщанием, что обычно умело заменяет талант, но на фиг мне эти держатели для гусиных перьев, зачем эта массивная малахитовая подставка для часов, у меня на запястье добротные надежные часы, а это подставка для часов Кулибина…