– Что? – испугался я.
– Не слышишь?
– Чего не слышу?
– Смеха.
Гобзикова действительно слышно не было. Булькала река Сыня, а Гобзиков не смеялся. Я побежал вверх. Веревка болталась на перилах. Гобзиков отвязался и удрал. В сторону деревни.
– Убежал, – сказал я.
– Куда?
– В сторону деревни. Как она называется?
– Без разницы. Что-то у нас не так пошло...
– Да брось, Лар, все нормально. Парочка приключений никому не повредит. Сидели в этом городе как сычи, а тут хоть воздухом подышали. И познавательно. Я волков раньше вообще не видел, а тут поглядел...
– Надо его выручить, – сказала Лара. – Надо его обязательно выручить. В психушку попадет, лучше в психушку не попадать...
– Это точно уж, – согласился я. – Выручить надо. Попадет в психушку, через день все в Лицее будут нас шизиками дразнить. Затравят, гады. Я отправлюсь в ремеслуху, ты в гости к Варваре Заточнице.
– Куда?
– В Кадетский корпус, на лошадях скакать. Так что пойдем выручать. Пойдем?
– Пойдем.
Деревня, даже село, называлась неблагозвучно. Клопово.
Я вспомнил местную газету. В Клопове выращивали лен, кажется. В последнее время наше правительство делает ставку на лен. Полезнейшее растение. Изо льна получаются отличные трусы для космонавтов, а благодаря мозговому натиску наших доблестных ученых теперь изо льна можно делать еще и порох. Раньше из хлопка, теперь изо льна.
Село процветало – мы уже прошли мимо двух парикмахерских и маленького клуба с названием «Таймс-сквер». Кстати, по асфальтовой дороге, что тоже было показательно.
Несмотря на выходной, народу почти не наблюдалось, может, наступил сезон посадки семян льна или еще каких культур, не знаю. Мы глядели по сторонам. Никаких признаков Гобзикова.
Потом навстречу нам прокатился испуганный парнишка на велосипеде. Парнишка гнал вовсю, явно спасался от кого. За ним пробежала еще более испуганная бабушка. Нам она ничего не сказала, зато так мощно размахивала клюкой, что едва не вышибла мне зубы.
– Во народ... – сказал я вслед. – Трусоделы... Куда, интересно, пошел наш друг Егор?
– Там, – указала Лара. – Он там...
Навстречу снова бежали. Только в этот раз не старушка-клюкобойщица, а продавщица. В белом, перемазанном кровью продавщицком халате.
Я испугался. Крови нам только не хватало, кровь нам совсем ни к чему... Я выступил навстречу работнице торговли и сказал строгим пронзительным голосом:
– Женщина! Скажите нам, пожалуйста!
Продавщица стала медленно сбавлять обороты и постепенно остановилась. Я с облегчением отметил, что это все-таки кетчуп на халате, а не кровь.
– Сколько можно! – Продавщица выругалась. – Сколько можно! Каждый месяц от них бегут...
– Кто бегут? – спросила Лара.
– Психи! Психи от них бегут. Здесь Кириллово недалеко! Так у них они все время бегут! И все время к нам! Магазин мне уже три раза ломали, и сейчас вот...
– О, женщина! – торжественно-дурацки сказал я, какой-то иронизм на меня тупой вдруг навалился. – Мое имя – доктор Фрейд, меня прислал министр здравоохранения, дабы положить предел этому беспределу! Укажи мне пальцем путь в свое заведение!
Лара улыбнулась. А я остроумный.
Продавщица путь указала.
– Иди же, – повелел я, – и спрячься в погреб, здесь скоро станет жарко.
Продавщица побежала дальше.
– Видимо, Гобзиков наворочал тут делов, – сказал я уже по-простому. – Теперь не только меня одного из Лицея исключать будут, теперь и Егор влетит. И губернаторская стипендия не поможет. Зучиха его давно не любит.
– Пойдем поскорее. А то еще на самом деле приедут...
Сельпо располагалось, разумеется, на главной площади. Называлось оно, конечно, не сельпо, а «Гипермаг». Большой такой бревенчатый «Гипермаг», на крыше толстый мужик в камуфляжной форме, на аиста вроде не похож.
– Уважаемый, – позвал я. – Тут один фантастический юноша...
– Не подходите! – крикнул он нам. – Уходите отсюда! И в больницу позвоните!
– Мы сами из больницы, – ответил я. – Меня зовут доктор Фрейд, а это моя помощица... Катарина Бурлескова. Она мобильный патологоанатом.
Лара достала из кармана складенчик.
– Я же говорил. – Я простирался в иронии. – Теперь все будет хорошо. Нам позвонили недавно, сказали, что сбежал опытный образец расторможенного шимпанзе. Его зовут Карл Густав Юнг...
Лара ткнула меня в бок.
– Я увлекся, однако, не обезьяна, конечно, хомо сапиенс...
– Шутили бы в другом месте, ребята... – сказал с крыши человек.
Лара направилась к крыльцу.
– Погоди, – я оттеснил ее в сторону. – В горящую избу войти еще успеешь, сначала я, моя очередь...
– Не лезли бы туда, – посоветовал сверху охранник. – Ваш друг псих настоящий...
– Спокойно, дядя, – ответил я. – Доктор Фрейд знает свое дело. Не могу же я бросить свою милую обезьянку, то есть этого человека. Я поставлю ему капельницу, а Катарина сделает укол под коленную чашечку. Правда, Катарина?
Лара кивнула.
Я вошел в «Гипермаг».
Ну да, разгром средней силы тяжести, кое-что побито, кое-что разлито. Разорваны бумажные мешки с макаронами, под ногами хруст. Макаронная зима прямо.
Искать Гобзикова не пришлось, Гобзиков смеялся. Когда дзинькнул колокольчик над дверью, Гобзиков повернулся в мою сторону, но смеяться не прекратил.
Он сидел на прилавке и поедал карамельки прямо в фантиках. Узнать его было довольно трудно. И раньше в его внешности было что-то обезьянье: скошенный подбородок, губа нижняя на полдюйма за норму зашкаливает, а в целом похож на поддельную мумию из нашего музея. А теперь еще эти мумиоидные черты как-то заострились, зубы вылезли. Но особого бешенства в нем я не заметил, наверное, оно клокотало внутри.
Увидев меня, своего старого друга, благодетеля и вытаскивателя из петли на путь добра и исправления, Гобзиков не встал. Напротив – засмеялся и кинул в меня дешевой копченой колбасой.
Как все-таки меняются люди! Был никто-никем, с собой тут поканчивал, а теперь на тебе, живой Влчек Морталов! Колбасой кидается! Забыл все хорошее!
– Брось, Егор, – сказал я. – Возьми себя в руки! Нельзя же терять лицо до такой степени!
Он засмеялся и презрительно кинул в меня зеленым горошком. Что было уже хуже – колбаса мягкая, горошек твердый. Хорошо хоть, не в меня попал, а в витрину. Я поглядел, нет ли где камер видеонаблюдения. «Гипермаг» видеонаблюдения не имел. Улик от наших приключений не останется. Ну, кроме маленького разгрома, ущерб от которого покроют страховые службы.