Люблю Халиулину.
– Прикольно, иван, – сказал Шнобель, перевязывая узел.
– Что прикольно?
– Прикольно, что мне Мамаиха вчера вечером сказала.
– И что она тебе вчера сказала?
– Вчера приперлись с Указкой, мозги мне сушили, кошелки зеленые. Сначала Мамайкина бредила, что пишет книгу. А потом сказала, что Лара тебя приворожила...
Я икнул даже от неожиданности.
– Порчу на тебя наложила, – сказал Шнобель. – Вот так, иван.
Я потер шею.
– А с чего она взяла, что я... стал за Ларой таскаться? С чего?
– Это же видно, иван. Впрочем, так оно и должно быть. Ты должен за ней таскаться еще по крайней мере... месяц. Потом можешь ее послать. Кстати, Кокос, Кунсткамера – отличное место для скрепления отношений. Подведешь ее к какому-нибудь там монстру, она испугается и задрожит, а ты тут ее приподнимешь... то есть приобнимешь за талию и скажешь: «Шерри, твои глаза прекрасны, как роса...» Ну и дальше, короче. Правда, твоя Лариска вроде бы не собирается ехать в Кунсткамеру.
– Как это не собирается?
– Она не к автобусу пошла, а к выходу. Так что поспешите, мистер, а то все места позанимают, опоздаешь на поезд жизни, иван...
Опять она так. Могла бы подождать. Я вчера всю ночь шнырял по улице Дачной, меня чуть собаки не покусали. А она уходит. Некрасиво, между прочим.
Я выскочил во двор. Там проходила вялая посадка в автобус. Лара медленно шагала к КПП. Закинув за плечо сумку, поглядывая на небо. Я догнал.
– Лар, ты зря это... – сказал я. – Зучиха окрысится... Пойдем сходим, посмотрим на уродов...
– Знаешь, – Лара даже остановилась, – я на уродов насмотрелась – во. Мне не интересно совсем.
И Лара провела ладонью по очкам.
– Пойдем, а? – продолжал я упрашивать. – Забавно бывает.
– Мы с Натальей Константиновной на рынок хотели сходить... И вообще не хочу я туда, не хочу.
– Почему? А вдруг там все-таки интересно будет?
– Не хочу. – Лара даже поежилась. – Нехорошие предчувствия... А вдруг автобус в пропасть сорвется?
– Не сорвется, – заверил я. – У нас тут и пропасти-то подходящей нет, даже оврагов толковых и то не имеется. Захочешь – не сорвешься. Пойдем.
Сейчас скажет, что голова у нее болит.
– У меня голова болит, – сказала Лара. – И мы это... окрошку с Натальей Константиновной хотели делать...
– Если Зучиха узнает, что тебя не было в Кунсткамере, – она твою Панченко загрызет! – выдал я.
Лара остановилась.
– Как она узнает?
– Как? Да просто! У нас целый класс дятлоидов, каждый второй юный барабанщик! А Зучиха все проверит, она такая. У нее с Панченко старые счеты, Ирина Николаевна, она хотела сделать Наталью Константиновну вроде как своим заместителем. И Зучиха очень ее за это не любит. Ненавидит просто. Не, ты, конечно, сама смотри...
– Ладно, – Лара развернулась, – поедем, поглядим на уродов. Хотя для этого и ехать никуда не надо.
– Это точно. Давай пойдем, а то все места займут.
Впрочем, мы и так подошли к автобусу последними. И нормальные места были, конечно, заняты. Свободны два непрестижных дивана, сразу перед задними сиденьями, на которых по своему обыкновению развалился Чепрятков. Шнобель сидел впереди, при виде меня и Лары он сожмурился и ткнул в бок Лазерову. Лазерова улыбнулась.
Мамайкина сидела одна в середине. Я попал в тупую ситуацию, и мне надо было выбирать. Сесть ли с Мамайкиной, или проигнорировать ее и занять место рядом с Ларой. Я слегонца тормознул, выбирая решение, Мамайкина поглядела на меня с вызовом.
Лара все поняла и решила мне помочь. Быстро соображала. Она прошла в салон первой и устроилась рядом с Веркой Халиулиной. Я направился к Мамайкиной, но Мамайкина меня не пустила.
– Занято, – сказала она и поставила на сиденье рюкзак.
– Ты чего, Мамайкина?
– Занято, говорю.
Мамайкина барабанила своими морковными пальцами по сиденью, мне захотелось схватить ее за эти пальцы и повыдергивать красные пластиковые ногти.
Но я сдержался. Воевать с девчонкой публично – занятие, недостойное джентльмена.
– Ну ладно, – спокойно сказал я. – Как знаешь...
– Что, Кокос, задвинули тебя? – спросил Чепрятков. – Так тебе и надо. Мамаиха, ты правильно Кокоса задвинула, дружи со мной, я тебя в пончиковую два раза свожу.
– Отправляемся, – объявила Зайончковская.
Водитель запустил двигатель, и мы всем дружным стадом отправились приобщаться.
Все передвижные выставки приезжали обычно в музей, но сейчас музей был арендован самоцветами Урала, и Кунсткамера разместилась в фойе кинотеатра.
Кинотеатр у нас старый, в прошлом году здание купила одна московская фирма и теперь занималась активной переделкой его в мультиплекс, но без отрыва от производства. Надстраивлся лишний этаж и стеклянный купол для будущего ресторана, над крышей кинотеатра возвышался кран, стройка шла полным ходом, а внизу по-прежнему крутили фильмы и проводились мероприятия.
Хорошо, что Кунсткамера оказалась в кинотеатре, – в фойе располагалось экзотик-кафе, заведение с богатым выбором необычных кондитерских и кулинарных изделий. В нем можно было попробовать кузнечиков в шоколаде, луковый торт с абрикосами, несладкий шоколад, апельсиновый сок, настоянный на едком перце, изыски разные, короче. Впрочем, и обычной, съедобной еды было полно, а для привлечения клиентов работники экзотик-кафе распыляли по окрестностям аромат жарящейся пиццы.
Народ дружно забурчал животами и поскакал к кафе – уродцев в банках, странные предметы, восковые фигуры маньяков и другую интересную экспозицию лицеисты проигнорировали.
Я подошел к ней.
– Интересно тут, – скучно сказала Лара.
– Вот видишь. А ты не хотела... Тут хорошо. Реповое мороженое не пробовала?
– Внимание-внимание! – провозгласила староста Зайончковская. – В кафе потом! Сначала на ресепшн, приобретать билеты. Затем осмотр экспозиции, затем уже можете сколько угодно поедать своих тараканов. И попрошу без пива – администрация кинотеатра сотрудничает со всеми учебными заведениями!
– Одним словом – все стучат! – перевел Чепрятков. – Где тут ваши билеты?
– Билеты там! – указала Зайончковская.
– Реповое мороженое? – шепотом спросила Лара.
– Реповое, черемуховое, щавелевое, с лепестками роз, с икрой...
– С икрой?
– С черной и красной. Короче, оригинально до темноты, какое хочешь?