Жмуркин хотел выдать что-то обидное, но Витька отодвинул Жмуркина и, размахивая мечом, двинулся к Парамохину.
Он вращал меч над головой, лезвие рассекало воздух, и лицо Парамохина постепенно утрачивало веселость. Парамохин испугался, шагнул назад, запнулся за кирпич и упал на пятую точку.
— Во славу Сен-Дени! [107] — рявкнул Витька и приставил меч к животу Парамохина.
Жмуркин забежал с другого боку, подмигнул и зашептал:
— Прикончи его, Витька, нам конкуренты ни к чему.
Витька нажал на меч посильнее.
Парамохин выпучил глаза и лег на спину.
— Погоди, — остановил Генка. — Я хочу узнать кое-что…
— Узнавай. — Жмуркин поглядел на часы. — У нас мало времени. Прикончим его и выбросим из окна. Никто не узнает.
— Не надо… — попросил Парамохин.
— А не надо было на моем пути становиться, — шипел Жмуркин. — Не надо!
— Вы где в нашем городе „Триумф“ раскопали? — спросил Генка.
— У Петьки, он внизу с камерой, отец автофирмой владеет, это его мотоцикл, он нам на три дня дал…
— Больше нам от него ничего не нужно, — сказал Жмуркин.
— Кончай его! — Генка тоже подмигнул Витьке.
— Ладно, ладно, — Парамохин поднял руки. — Я отказываюсь от клипа…
Витька убрал меч.
— Вали отсюда, — царственно разрешил Жмуркин. — Нам твои подачки не нужны, мы за честную конкуренцию. Пошел вон!
Парамохин встал, отряхнулся и скатился по лестнице.
— Вот так, — Жмуркин плюнул вдогонку. — Вот так надо расправляться с врагами. Я этому Парамохину еще покажу, я ему устрою! Я беспощаден, когда выхожу на тропу войны! Я снимаю с парамохиных скальпы и вешаю их в своем туалете! Мой томагавк остр!
— Скальпы в туалете — это хорошо, — задумчиво сказал Генка. — Везет все-таки отдельным обезьянам, „Триумф“ у них есть…
— Не боись! — сказал Жмуркин. — У нас тоже свой триумф будет. Но для этого надо много работать. В том числе и сегодня.
— Уже темнеет…
Жмуркин бережно упаковывал камеру.
— А у нас последний эпизод как раз в темноте, это во-первых. А во-вторых, как говорили в старину, темнота — друг молодежи. То есть наш друг.
Обратно добирались тяжело — почти час шагали по шпалам, затем пешком до автобуса, а после на автобусе еще двадцать минут. Когда Генка открыл гараж, солнце уже почти село. Ребята планировали отдохнуть, хотя бы чаю попить, но Жмуркин им не дал — велел снова свинчивать камеру, разводить огонь в мангале и переодеваться.
— У вас все готово? — спросил Жмуркин, когда Витька и Генка нарядились в свои костюмы.
— Челюсти готовы, — Генка выложил челюсти на стол.
Челюсти отливали матовым серебром и по виду были грозными и тяжелыми.
— Ты их не ртутью случайно покрасил? — Жмуркин осторожно потрогал челюсти пальцем. — Траванемся…
— Это металлоакрил. [108] — Генка любовался своей работой. — Вчера в магазин для художников заходил, специально купил. Им забор покрась, сразу в скупку металла сдадут…
— Отличная вещь, — Витька взял челюсть. — Шедевр. Жуткое впечатление…
— Жуткое не жуткое, а надо приступать к завершающей фазе, — пробурчал Жмуркин. — Молоко есть?
— Мы не стали молоко тратить, — сказал Генка. — Воду белилами подкрасили. Похоже.
— Ладно. Ты помнишь, что надо делать?
— Помню. Я стою спиной к камере. Произвожу последние замеры штангеном. Работаю паяльной лампой, молоточком. Затем несу что-то и опускаю в чан с молоком. Читаю над молоком заклинание…
— Правильно. — Жмуркин приложился к камере. — Всем приготовиться. Мотор.
Эпизод с опусканием в молоко сняли легко. Генка накалил паяльной лампой подкову, поколдовал над ней и опустил в подкрашенную воду. Вода зашипела. Генка пробормотал: „Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…“
— Снято! — остановил Жмуркин.
Генка собрался уже было надеть рубашку, но Жмуркин не разрешил:
— Отснимем финал, и все! Потерпите еще немного!
— Ладно, — в один голос сказали Витька и Генка.
Жмуркин развалился в своем режиссерском креслице.
— Ты, Генка, молишься на коленях. Потом дергаешься, услышав колокольчик. Ты, Витька, в хламиде входишь в дверь. Не забудь повязать шарф до носа. Передаешь деньги кузнецу, ну и дальше все по сценарию. Работаем. Мотор!
Витька обрядился в плащ и вышел из гаража. Генка, кряхтя, опустился на колени и принял молитвенную позу. Жмуркин включил камеру.
— Генка, сделай более торжественное лицо! Подумай… Подумай о гидравлическом прессе. Черт, колокольчик над дверью забыли, пусть, потом доснимем…
Генка состряпал подобающую физиономию. В дверь постучали.
— Входи, осел! — велел Жмуркин.
В гараж проникла закутанная фигура. Фигура замерла на пороге.
— Кошелек! — Жмуркин аж подпрыгивал от нетерпения. — Кошелек давай, балдарес!
Фигура принялась рыться в своих драпировках.
— У меня пленка, между прочим, идет! — шипел Жмуркин. — Время идет!
Наконец фигура высунула из-под складок плаща руку. Рука была мощной и волосатой, она треснула Генку под дых, затем схватила его за нос и пребольно защемила. Генка рванулся, рука выпустила нос, и Генка свалился на пол.
— Что это? — оторопело спросил Жмуркин. — Что за шутки тупые? Витька…
— Это не Витька. — Фигура отбросила капюшон. — Это я, Серый Волк!
Это и в самом деле был не Витька. Это был парень, которого Витька огрел волчьей головой. Парковец. Предводитель парковцев.
Предводитель оглядел гараж, увидел мешковину на столе. Подошел, сдернул. Крашеные волчьи челюсти блеснули.
— Какая знакомая вещь, — парковец взял челюсть. — Похоже, сделано из какого-то хрупкого материала.
Парковец подбросил челюсти и едва их не уронил.
Жмуркин вздрогнул.
Парковец свистнул, и в гараж вошло сразу несколько ребят в джинсе и спортивной форме. Втолкнули и Витьку. Он был невредим. Парковец подманил его к себе пальцем. Витька приблизился.
— Встань правее, — попросил парковец.
Витька послушался.
Парковец размахнулся и опустил изготовленную Генкой волчью голову на голову Витькину. Эпоксидная смола хрустнула и раскрошилась в мелкую пыль.