Но сейчас Заскок не играл.
– Этот баянист за тобой приглядывает, – сказал я. – Ну, чтобы ты чего не натворила…
Аврора принялась мрачнеть.
– Все-все, – сказал я примиряюще, – больше не буду. Я просто к тому, что ты в ботах лучше меня разбираешься, ты же все время за их независимость боролась…
– И что?
– И то. Спроси у этого гармониста, что тут происходит. Он тебе наверняка расскажет.
Аврора подозвала пальцем Заскока. Тот нехотя приблизился.
– Послушай, мы хотим тебя спросить: что тут происходит?
Заскок поморщился. Боты не могут морщиться, у них для этого нет лиц. Но этот поморщился. По железу будто коррозия пробежала. Наверное, это был какой-то специализированный бот – педагогический. Железный Коменский. Не исключено, что он перевоспитал уже целый сонм правонарушителей. Одним своим кислым видом.
– Что тут происходит? – повторила Аврора.
– А что вас, собственно, не устраивает? – с вызовом произнес Заскок.
– Где люди? – спросил уже я.
– Это конфиденциальная информация.
– А что это за остров? – это уже Аврора. – Координаты?
– Это конфиденциальная информация.
– Сколько ты тут находишься? – это уже я.
– Сорок пять лет.
Понятно. Этот бот сорок пять лет занимался перевоспитыванием всякого хулиганья… Даже если не занимался, а попросту присутствовал при этом, даже если просто играл на баяне – срок немалый. Вообще всех ботов через пятнадцать лет отключают и утилизируют – это закон. Потому что через пятнадцать лет количество ошибок становится критическим, возникает «синдром всезнайки», и бот становится слишком похож на человека. А это уже опасно. А это не просто древний бот, он просто супердревний, этакий Мафусаил педагогической кибернетики. А любой педагог – как и бот, изнашивается чрезвычайно быстро. Поэтому все учителя после пяти лет занятий должны два года отдыхать на Бирюзе и еще один год переучиваться. А тут все в одну кучу…
Я вспомнил, как мы летели с ним через море, и поежился даже – робот-псих-баянист запросто мог завалить вертолет в воду. Сорок пять лет! Ветеран. Ясно, почему овсянку плохо варит, все мозги уже разболтались…
– На острове есть кто-нибудь, кроме нас? – пыталась пробраться через ботовы старческие хитрости Аврора.
– Не имею информации. Раньше да, но это давно.
– Разве не ты заведуешь лагерем?
– Лагерь занимает лишь южную половину острова, – ответил Заскок.
– А на северной что? – тут же прищурилась Аврора.
– Там комплекс Института Моря, – ответил бот. – Во всяком случае, раньше был…
– Что за Институт Моря? Я ничего про такой институт не знаю.
Заскок не ответил, в своей манере отвернулся.
– Наверное, море изучают, – предположил я. – Креветок разных, каракатиц…
– Ты на редкость прозорлив! – Аврора поглядела на меня иронически. – Ах, ну да, ты же у нас чемпион по мозговому штурму, обладатель Лунной Карты!..
Я предпочел не вступать в пререкания, решил попробовать сам расспросить бота.
– Когда все-таки прибудут перевоспитатели? Что-то их не видно…
– Это конфиденциальная информация, – привычно буркнул бот, не оборачиваясь.
– Я так хочу перевоспитаться, что каждый день промедления мне просто невыносим, – сказал я. – Не могу просто ожидать, когда прибудут светила… Как к этому институту пройти?
Бот указал железным пальцем в направлении скалы.
Я уже говорил, как у любого уважающего себя острова, у острова Перевоспитания имелась гора. Скорее скала, в самом центре. Скала голая, безо всякой растительности, черный камень, и все. Похожа на свалившийся метеорит. По эту сторону метеорита лагерь, по другую – неизвестно что. Институт Моря. Ну-ну, посмотрим.
– Понятно, – я зевнул. – Все с тобой понятно, Заскок, ты нам ничего не скажешь, ты, наверное, партизан. Может, прогноз погоды хотя бы?
– Погоду можно, – кивнул бот.
В его голове что-то зажужжало, и он сообщил:
– Сегодня будет жарко.
После чего развернулся и похромал в сторону столовой, наверное, портить обед.
– Да, – я зевнул еще громче, – будет жарко…
– Будет, – Аврора тоже зевнула.
– Пойду-ка я, пожалуй, вздремну. В тропиках надо много спать, чтобы не сломаться…
И я лениво направился к своему бунгало. Шагал, постепенно замедляясь, наливаясь усталостью, к жилищу приблизился совсем уже развинченный, как только добрался, сразу упал в койку. С грохотом, чтобы все лязгнуло, чтобы слышно было на всю округу. Надо было подумать.
Институт Моря вполне мог оказаться мне полезен. Все эти маринисты-океанологи обожают нырять ко всяким там рифам и отмелям, значит, есть шанс встретить подводную лодку. В промежутках между погружениями они обожают сворачивать шею на скутерах, буерах, глиссерах и другой реактивной технике – конечно, на глиссере далеко не уедешь, но его всегда можно немного переделать. А если повезет, то можно и яхту встретить. И тогда я удеру отсюда с комфортом. Буду сидеть в шезлонге на палубе, вертеть ногой штурвал…
А то тут две недели поживешь – и все, готово, сварился, бедолага… Ну, да я уже говорил.
Пролежав ровно три минуты, я выскочил из койки. Вытащил рюкзак. Из него – пенал со всевозможными мелкими приспособлениями. Много, конечно, протащить не удалось, но кое-что получилось. Например, вакуум-трубку, одно из изобретений Шлоссера. Трубка содержит разгонную камеру и четыре иглы со снотворным, конечно, крокодила это не остановит, но на Аврору хватит вполне.
Выбрался из бунгало через окно ванной и побежал на север. Никаких сложностей с этим не возникло: в сторону центральной скалы вело сразу несколько хорошо протоптанных тропинок – видимо, предыдущие воспитанники лагеря обожали мотаться на север. Что ж, умный человек не чурается ходить по протоптанным тропам, я человек умный.
С горы открывался вид. Как всегда прекрасный, с другими я дела не имею. Бухта яйцеобразной формы уходит в море двумя неровными рогами. Пляж золотого песка. Океан удивительного цвета, индиго с молоком. Небольшая вилла. Одноэтажная, белые стены, черепичная крыша. Рядом круглый бассейн, на другой стороне площадка.
На площадке корабль. Звездолет-звездолетик. Формы весьма необычной, и цвет не белый, как сейчас отливают, а густо-фиолетовый. Мне показалось, что я этот корабль уже где-то видел, наверное, он мне неоднократно снился…
Не, не вспомнил.
– Институт, значит, Моря…
И я начал медленно спускаться к вилле, спускаться всегда тяжелей, чем подниматься, можно ногу сломать. Сломаю ногу – никакой жизни не будет: перевоспитываться в компании Авроры без ноги крайне неприятная штука.