– А ведь он даже не понимает, – проговорил Майданов сочувствующе, – что самое лучшее, это сменить бы имя, а то и внешность, залечь где-нибудь на дно и доживать свои дни, стыдясь признаться, кто он есть. Так нет же, то и дело рвется к микрофону! А его еще о чем-то спрашивают… чтобы посмеяться, да?
Я заметил, что все переглядываются. Вроде бы бесспорно, но что-то в этом есть и ядовитое, ибо на пост президента США как раз тоже избрали точно такое же полнейшее ничтожество. Причем в США дело еще серьезнее: там в самом деле избрали открытым честным голосованием, а не так, как избирали Горбачева: одного из… одного. Избрали того, кого считали… ну, самым подходящим быть президентом. И все обозреватели: правые и левые, фашисты и демократы, радикалы и консерваторы – сходятся во мнении, что это самый никчемный президент за всю историю страны, а по развитию интеллекта уступает сборщику мусора.
– Знаете, – сказал Пригаршин сухо, он смотрел перед собой, демонстративно не замечая Лютового, – не надо никаких аналогий. Ничтожество их президента говорит о том, что американский народ вовсе не нуждается в сильном руководителе! Он сам силен, здоров… как физически, так и психически…
Бабурин вклинился радостно:
– Ага!.. А какую круть производит?.. В смысле, его страна? Он же как задвинул со своей программой развития поддержки движения болельщиков!.. Не задвинул, а прям засадил по самые помидоры. Бабок кинул, как на создание стратегической обороны, во!
Пригаршин не сообразил, что Бабурин союзник, сказал раздраженно:
– Ну как же вы не понимаете? Как вы не понимаете? Да, США производит и дрянь, кто спорит?.. Так не берите дрянь, а берите только хорошее. Ведь не спорите же, что там что-то делается и хорошее? Так вот берите только хорошее!
Бабурин хлопнул ладонью по столу, захохотал.
– Дык берем! Обеими руками!.. В США в самом деле простой народ правит!.. И все делается для простого народа! Бравлин, разве не так?
Я поморщился от такой юсовской жизнерадостности. Майданов тоже поморщился, но, сглаживая разговор, сказал торопливо:
– Да-да, надо брать только хорошее! А на плохое, оно есть у каждого народа, обращать внимания не стоит. И тогда оно тихо отомрет само. Как говорит наш доблестный болельщик, откинет копыта. Не так ли, Бравлин?
Я кивнул:
– Да, конечно, вы совершенно правы. Надо брать хорошее, а на плохое не обращать внимания. Вот прогуливаетесь по улице с дамой, ведете беседы о высоком искусстве, а навстречу идет изящный такой господин, которому приспичило. В трех шагах от вас он расстегивает штаны, садится на тротуар и срет. Прямо на асфальт, в духе всяческих свобод. Вы осторожно обходите его с его зловонной кучей и говорите даме, что у этого господина хорошо начищены туфли и правильно повязан галстук. Надо и мне, мол, не забывать чистить туфли, а то забываю, увы, забываю…
Бабурин заржал, Лютовой сдержанно усмехнулся.
Майданов сказал глубокомысленно:
– Вы хотите сказать, что мир теперь настолько тесен, что любая страна отвечает не только за свою внешнюю политику, но и за то, что она производит, так сказать, только для себя?
– А разве не так? Ведь уже стало хорошим тоном вмешиваться в дела других стран, что совсем недавно считалось недопустимым! Так называемое мировое сообщество, а на самом деле – одна Юса, бомбило Ирак, Югославию, сейчас в России… Точно так же мировое сообщество вправе потребовать от Юсы, чтобы она не плодила ту дрянь, что грязным потоком льется во все страны. Правда, для этого мировое сообщество должно стать в самом деле мировым сообществом, а не шайкой шакалов возле Шер-Хана. И побыстрее навести порядок у себя со всякими там наркоманами, гомосеками…
Майданов поморщился.
– Никто уже давно не говорит «гомосеки», – упрекнул он мягко. – Образованные люди говорят: «геи». Или – «голубые».
Я пожал плечами, разговор беспредметен, а Лютовой сказал с ехидцей:
– Если вы так говорите, вы тоже гомосек… Да-да, «гей» – всего лишь аббревиатура из слов «good as you», то есть «такой, как ты». Вообще-то и надо бы, как всякую аббревиатуру, прописными буквами, а во-вторых, всякий, кто называет гомосека геем, тот признается тем самым, что и он тоже гомосек.
Майданов все еще старался смотреть с превосходством и укоризной, но, похоже, грубый Лютовой сумел подловить его на истинном смысле почти что общепринятых слов.
Я подумал, брякнул:
– Кстати, всякий, употребляющий слово «гей», даже в отношении к себе, оскорбляет одновременно и вас, называя вас педерастом!.. Ведь, если он сам такой же, как и вы…
Бабурин посмотрел на одного, на другого, заявил гордо:
– Ты прав, это оскорбление. Если услышу где слово «гей», сразу буду в пятак! Без базаров.
– Ну что вы такое говорите, – сказал Майданов плачущим голосом. – Вроде бы культурные люди… А культура как раз и отличалась тем, что… э-э… свободничала в таких делах. Это рабоче-крестьяне не допускают гейства, у них психика чересчур проста, но демократы, либералы – им же просто положено быть геями!
Лютовой подмигнул Бабурину и сказал веско:
– И «голубыми» их звать как-то в лом. Из-за этих извращенцев уже и небо боишься назвать голубым! Не-е-е-т, я – суперпуператеист, но Господу Богу от меня персональный поклон и свечка при случае за то, что замочил сразу два города с гомосеками! Вот это по-нашему! Вот это без соплей и слюней!
Я послушал с любопытством, предложил:
– Когда у вас очередной съезд партии? Советую партийный билет за первым номером вручить Господу Богу. Это, кстати, поднимет ваш рейтинг. Многие увидят, что ваши позиции почти во всем совпадают.
Лютовой посмотрел с уважением.
– А это идея, – сказал он медленно. – Черт, как нам не хватает в нашем движении таких людей… с идеями! Вы еще не надумали?
Я развел руками, сказал уклончиво:
– Правда, тот Бог был… этот… жидовский.
Лютовой задумался, сказал досадливо:
– А, черт… я ж забыл!.. Хотя ладно, объявим его иудейским. Объясним, что к нынешним жидам никакого отношения не имеет. Вот ему и вручим.
Майданов повернулся к Пригаршину:
– Что новенького у вас?.. В вашем правозащитном обществе?
Пригаршин зыркнул с подозрением на меня, буркнул:
– Выиграл в суде один процесс… но результатом недоволен. Вместо наказания обвиняемый был скрыто поощрен… так я это называю! Потому я сейчас готовлю обращение в Гаагский суд.
Лютовой холодно поинтересовался:
– А что, Гаагский трибунал теперь принимает и заявления отдельных граждан?
– Не трибунал, – ответил Пригаршин победно. – Создан еще и Международный суд, куда могут обращаться простые граждане разных стран. Решения того суда обязательны к исполнению.