Медленно рыцарь смерти повернул свою белую голову к мальчугану. Больной ребенок встретил его пристальным взглядом, который был поразительно чистым, и на мгновенье Артас почувствовал, как что-то зашевелилось внутри него. Несмотря ни на что – мальчик не умрет.
А это значит…
Мальчик слегка улыбнулся, и болезнь немного отступила, когда Артас с трудом выговорил слова.
– Ты… это я. Вы оба… часть меня. Но ты… – его голос был мягким, в нем слышалось удивление и неверие. – Ты – маленький огонек, который все еще горит внутри меня, который сопротивляется льду. Ты – последние остатки человечности, сострадания, моей способности любить, горевать… заботиться. Ты – моя любовь к Джайне, любовь к моему отцу… ко всему, что делала меня таким, каким я когда-то был. Почему-то Ледяная Скорбь не забрала ее всю. Я пытался отвернуться от тебя… и не смог. Я… не могу.
Глаза мальчика, цвета морской волны, прояснились, и он одарил его дрожащей улыбкой. Цвет его кожи стал здоровей, и на глазах Артаса несколько гнойников на его коже исчезли.
– Теперь ты понимаешь. Вопреки всему, Артас, ты не отказался от меня, – слезы надежды выступили на его глазах, и его голос, хоть и был сейчас сильнее, чем раньше, дрожал от избытка чувств. – На это должна быть причина. Артас Менетил… сколько бы вреда ты не принес, но в тебе все еще есть доброта. Если бы ее не было… я бы не существовал, даже в твоих сновидениях.
Он поднялся с кресла и медленно подошел к рыцарю смерти. Артас стоял, пока он приближался. Мгновение они рассматривали друг друга, ребенок и человек, которым он стал.
Мальчик протянул свои руки, словно был живым, дышащим ребенком, просящим, чтобы его поднял и обнял любящий отец.
– Не может быть, чтобы было слишком поздно, – тихо сказал он.
– Нет, – тихо ответил Артас, сосредоточенно глядя на мальчугана. – Не может.
Он дотронулся до щеки мальчика, мягко опустил руку под маленький подбородок и приподнял сияющее лицо.
– Но это так.
Ледяная Скорбь опустилась. Мальчик закричал, его крик источал неверие предательству и боль – как у беснующегося снаружи ветра – и на мгновенье Артас увидел его там, из его груди торчал меч чуть ли не больше его самого. В последний раз он почувствовал дрожь сожаления, когда встретился взглядом со своими собственными глазами.
Затем мальчик ушел. Все, что напоминало о нем, было лишь горьким плачем ветра, мчащемся по измученной земле.
Это было… изумительно. Только с уходом мальчишки Артас по-настоящему осознал, какой страшной ношей были эти борющиеся остатки человечности. Он почувствовал свет, мощный, очищенный. Освобождающей чистоты, каким скоро станет Азерот. Все его слабости, его доброта, все, что когда-либо заставляло его колебаться или критиковать, – теперь все ушло.
Остались лишь Артас и Ледяная Скорбь, ни намека на остатки души принца, и орк с ликом черепа на своем лице разразился торжествующим смехом.
– Да! – оживился орк, радость которого стала почти маниакальной. – Я знал, что ты выберешь этот путь. Ты долго сражался со своей последней толикой доброты, человечности внутри тебя, но этому, наконец, пришел конец. Мальчишка сдерживал тебя все это время, но теперь ты свободен.
Он вскочил на ноги, и хотя его тело было старым и дряхлым, двигался он с непринужденностью и бодростью, как молодой орк.
– Мы едины, Артас. Вместе мы – Король-лич. Нет больше Нер’зула, нет больше Артаса, – только это совершенное существо. С моими знаниями мы можем...
Его глаза округлились, когда его пронзил меч.
Артас шагнул вперед, погружая сверкающую, голодную Ледяную Скорбь еще глубже в создание из сна, которое раньше было Нер’зулом, затем Королем-личем, а скоро должно было стать ничем, абсолютно ничем. Он обхватил другой рукой его тело, прижимая свои губы так близко к зеленому уху, что жест был интимным. Таким же интимным, каким был и всегда будет акт отнятия жизни.
– Нет, – прошипел Артас. – Этого "мы" попросту нет. Никто не будет мне указывать, что и как надо делать. Я получил от тебя все, что мне было нужно – теперь вся эта сила моя и только моя. Теперь есть только я. Я – Король-лич. И я готов к этому.
Орк, ошеломленный вероломным предательством, задрожал в его руках и затем исчез.
Чашка разбилась, упав из неожиданно обессилевших рук Джайны. Она ловила ртом воздух, на мгновение не способная вдохнуть. Холод сырого, пасмурного дня вонзился в нее. Эгвин была рядом, ее грубые руки легли на руки Джайны.
– Эгвин… я… что произошло? – Ее голос был сиплым, полным страдания, неожиданно слезы брызнули из ее глаз, словно она ужасно горевала об утрате… чего-то…
– Это не твое воображение, – мрачно сказала Эгвин. – Я тоже почувствовала это. А вот что именно… что ж, я уверена, мы это узнаем.
Сильвана содрогнулась, будто огромный демон, стоящий перед ней, ударил ее. На что, безусловно, он никогда не отважится. Вариматас сузил свои пылающие глаза.
– Леди? Что это?
Он.
Это всегда был он.
Одетые в перчатки руки Сильваны сжимались и разжимались.
– Что-то произошло. Что-то, связанное с Королем-личем. Я… почувствовала это.
Между ними больше не было связи, чтобы она оказалась под его властью. Но, наверно, что-то осталось. Что-то, предупредившее ее.
– Нам нужно приниматься за дело, – сказала она Вариматасу. – Я думаю, что внезапно время для нас стало слишком большой роскошью.
Так долго он ничего не чувствовал. Он пребывал на троне, неподвижный, выжидающий, дремлющий. Лед сковал его, пока он, как камень, неподвижно сидел, но не оковами, нет, а второй кожей.
Тогда он не знал, чего ждет, но теперь он понял. Он сделал последние шаги на пути, начавшемся так давно, начавшемся в день, когда тьма впервые вторглась в его мир в виде рыдающего юного принца Штормграда, оплакивающего своего отца. Путь провел его через Азерот в Нордскол, к этому Ледяному Трону и открытому небу. К поиску самых сокровенных глубин своей личности, к убийству как невинных, сдерживавших его на пути, так и частиц себя, которые его создали таким.
Артас, Король-лич, единственный в своей славе и мощи, медленно открыл глаза. Лед на них треснул и рассыпался на маленькие осколки, словно ледяные слезы. Под украшенным орнаментом шлемом, закрывавшим его белые волосы и бледную кожу, заиграла улыбка, от которой осыпалось еще больше льда, медленно освобождая того, кто больше не нуждался в осколках ледяного кокона. Он пробудился.
– Началось.