Дуротан не стал говорить плохое про вождя чужого клана, хотя большинству он не нравился.
Ведь могучий орк в самом расцвете сил, больше и сильнее любого — Дуротан таких огромных не видел. И не глупый вовсе. Но от него прямо зло берет. Впрочем, так или иначе, язык лучше придержать.
— Даже в темноте я вижу, как тебе хочется высказаться и как ты себя сдерживаешь, — сказал Оргрим спокойно. — Тут слова не нужны, я и так понимаю, что ты мог бы сказать. Он — мой вождь, я поклялся ему в верности и клятвы не нарушу. Но меня терзают опасения.
— Тебя? — спросил Дуротан удивленно.
— Верность говорит мне одно, ум и сердце — другое. Желаю тебе никогда не оказаться в таком положении. Как его правая рука, я могу временами смягчить его дух — но не слишком. Он — глава клана, он — сила и власть. Остается лишь надеяться, что когда-нибудь он начнет слушать других и перестанет нянчиться со своей больной гордостью.
Что ж, остается в самом деле лишь надеяться.
Если дела так же страшны, как Нер'зулово лицо, не хватало только, чтоб вождь одного из сильнейших кланов вел себя, будто балованное дитя.
Наконец Дуротан заметил оружие, висящее за спиной Оргрима, и сказал с гордостью и горечью:
— Ты носишь Молот Рока? Я не знал, что твой отец ушел к предкам.
— Он умер доблестно, — ответил Оргрим.
И, поколебавшись, спросил:
— Помнишь тот день, когда нас погнал огр, а дренеи пришли на помощь?
— Никогда не забывал и не забуду.
— Их пророк говорил про то время, когда я получу Молот Рока. А я так мечтал владеть им, нести его на охоту. Но тогда я впервые понял — я имею в виду, по-настоящему понял, — что день, когда Молот станет моим, это день, когда я останусь без отца.
Отстегнул Молот, поднял, взмахнул, будто танцор у костра, — плавное равновесие ловкости, мощи, грации. Лунный свет играл на сильных мышцах, оттенял движения — ударить, уклониться, замахнуться, прыгнуть. Наконец, дыша тяжело и роняя капли пота, Оргрим вложил на место легендарное оружие.
— Чудо-оружие, — сказал Оргрим тихо. — Оружие пророчества, могучее и несокрушимое, гордость моего рода. Но я б расколол его на тысячу кусков, лишь бы только вернуть отца.
Молча Оргрим повернулся и зашагал к мерцающим вдалеке огням. Дуротан следом не пошел.
Долго еще сидел, глядя на звезды, чувствуя самым нутром, что назавтра мир, какой он видел до сих пор, исчезнет навсегда, сменится другим, невиданным и страшным.
Я понимаю: мы, орки, потеряли куда больше, чем приобрели. Когда-то мы были чисты, просто душны, невинны — будто нежно опекаемые, озорные, но любимые дети. Но всякое детство кончается, а для взрослых мы остались слишком наивными.
Я знаю: без доверия нельзя жить. Несправедливо упрекать меня в излишней недоверчивости.
Но жизнь научила нас осторожности. И те, чьи лица чисты, умеют лгать. И даже те, кто сам искренен и кому мы верим всей душой, могут быть обмануты.
Глядя в былое, я оплакиваю гибель нашей невинности и наивности. Но именно наша невинность привела нас к падению.
Вожди собрались, и что же — ни единой улыбки на лицах. Уныние, угрюмая злоба, тревога. Дуротан стоял, приобняв Дреку за талию, защищая, хотя и сам не знал отчего. Но казалось — защищать надо. А на лицо Дрек'Тара страшно было глянуть.
Лучше бы рядом был Оргрим — сильный, верный, надежный. Хоть из другого клана, других обычаев — кому еще довериться? Но Оргрим, конечно, стоял рядом со своим вождем, Черноруком, глядевшим на собравшихся шаманов с плохо скрываемым раздражением.
— Этот слишком долго на охоту не ходил, — заметила Дрека, кивнув в сторону Чернорука. — Так и нарывается на драку.
— Так может и нарваться. — Дуротан усмехнулся и вздохнул. — Ты посмотри на лица.
— Я таким Дрек'Тара никогда не видела, даже когда погибла Кашур.
Дуротан кивнул согласно, продолжая внимательно наблюдать за окружающими.
Нер'зул выступил в центр собравшейся толпы — та раздвинулась, освобождая проход. Затем шаман пошел кругом с востока на запад, бормоча. Приостановился, воздел руки — и перед ним взметнулось из земли пламя. По толпе пробежало удивленное: «Ох…». Удивились даже те, кто видел подобное много раз. Пламя взвилось высоко в небо — но сразу ослабло, успокоилось и стало как обычный костер, хотя и магический.
— Грядет тьма — и в мире, и в душах, — возвестил Нер'зул. — И потому садитесь у костра, каждый клан отдельно, вместе со своими шаманами.
Я призову вас, когда придет время говорить.
— А может, ты хочешь, чтоб мы тебе и добычу принесли, и к твоим ногам улеглись вечерком, похрюкивая? — послышался вдруг сердитый голос.
Дуротан его знал и в детстве частенько слыхивал его на Кош'харгах, и на охоте слышал — там от него кровь стыла в жилах. Ни с чем не спутаешь — это Гром Адский Крик, вождь клана Песни Войны. Хоть бы только не помешал шаману говорить!
Гром стоял впереди орков своего клана — тоньше, чем многие, но высоченный и угрожающий.
Клан Песни Войны носил черное и красное, и, хотя Гром пришел без брони, крашеная кожа на нем смотрелась пострашней, чем полный доспех на ком-либо ином. Гром сложил руки на груди и уставился на Нер'зула вызывающе.
Нер'зул на оскорбление не ответил, лишь вздохнул глубоко.
— Я знаю: многим из вас кажется, что ваша честь оскорблена. Ну, так позвольте мне говорить, и тогда скажете спасибо мне за то, что пришли сюда.
Не только вы, но и дети детей ваших скажут спасибо.
Гром зарычал, глядя свирепо, но больше ничего не сказал. И, пожав плечами — дескать, сам хочу, а вы мне не указ, — уселся. Его клан — следом.
Нер'зул выждал, пока все успокоились, и заговорил:
— Мне было видение, пришедшее от того, кому я доверяю больше, чем себе. Явившаяся открыла мне угрозу, прячущуюся, будто скорпион за цветущим кустом. Все прочие шаманы, буде им предоставлено право говорить, подтвердят мои слова. Мне очень горько, и я в ярости — нас так постыдно обманули!
Дуротан слушал, не веря своим ушам, и лишь сердце билось все быстрее, возбужденней. Кто же этот чудовищный враг? Как же столь черное злодейство ускользало от внимания?
Нер'зул вздохнул снова, глядя в землю, потом поднял голову и выговорил с усилием, голосом глубоким и сильным, но исполненным скорби:
— Враг, о котором я говорю, — дреней.
Толпа взорвалась криком.
Дуротан прямо онемел от удивления. Поискал глазами Оргрима — тот выглядел таким же сконфуженным, удивленным, недоверчивым.
Дренеи? Что-то здесь не так. Гронны, конечно, могли задумать плохое, если натолкнулись на особое оружие против ненавистных орков. Но дренеи?..