— Я сказал им связать руки, а не увязывать всего, будто талбука, — буркнул Дуротан.
— Кажется, твой народ слишком усерден.
Вождь протянул Велену бурдюк с водой, посмотрел, как тот пьет. Сидя рядом, одетый в кожаные лохмотья, отхлебывающий затхлую воду, с руками, истертыми веревкой, Велен вовсе не казался страшным. Интересно, как бы Дуротан себя почувствовал, узнав, что дреней обращаются так вот с Мамашей Кашур? Всё тут как-то не так, всё. Но ведь Кашур сама предупредила Дрек'Тара об угрозе дренеев — угрозе страшной, почти невообразимо ужасной.
На полу стояла миска остывшей каши с кровью. Ногой Дуротан подвинул ее к пленнику. Велен глянул, но есть не стал.
— He совсем похоже на яства, которыми ты потчевал нас с Оргримом в Тэлморе. Но оно сытное.
— Достопамятный вечер. — Губы Велена изогнулись в улыбке.
— Так ты получил от нас той ночью, что хотел? — спросил Дуротан сердито.
Но гневался он не на Велена. Злился потому, что все повернулось так гнусно и нелепо, и тот, от кого видел лишь добро и гостеприимство, теперь пленник. И на нем же эту злобу и вымещать…
— Не понимаю — мы попросту хотели оказать гостеприимство двум заблудившимся юношам.
Дуротан встал, пнул миску — холодная каша разбрызгалась по земляному полу.
— Думаешь, я тебе поверю?
Велен на уловку не поддался, ответил спокойно:
— Это правда. Верить или нет — решать тебе.
Дуротан опустился на колени, лицом к лицу с дренеем.
— Зачем вы пытаетесь уничтожить нас? Что мы вам сделали?
— То же самое я хотел бы спросить у тебя, — ответил Велен, побагровев. — Мы и волоска не коснулись ни на едином орке — а уже две дюжины дренеев убито вами!
От правды Дуротан разозлился еще больше.
— Предки никогда не лгут нам! Они предупредили нас: вы вовсе не те, кем кажетесь! Вы — наши лютые враги! Зачем ты принес эти кристаллы, если не хотел напасть на нас?
— Мы думали, они помогут нам лучше расслышать существо, живущее в горе, — произнес Велен быстро, будто опасаясь, что Дуротан не даст досказать. — Это существо — не враг оркам, и мы — не враги. Дуротан, ты разумен и мудр, уже давно я увидел в тебе это. Ты не из тех, кто слепо бежит, словно теленок на бойню, повинуясь приказам. Я не понимаю, зачем ваши главари лгут вам — но они лгут. Мы всегда хотели мирно жить с вами. Ты же можешь прозреть чужую ложь, о сын Гарада! Ты же не такой, как все!
— Ты ошибаешься, дреней, — произнес Дуротан, сощурившись, и сплюнул презрительно. — Я — как все. Я — орк и горд этим.
— Ты не понял! — воскликнул Велен отчаянно. — Я вовсе не хотел оскорбить твой народ, я просто…
— Просто что? Просто хотел рассказать нам, что мы видим наших возлюбленных мертвых лишь потому, что их притянул к себе ваш бог, обитающий в горе?
— Это не бог, это наш союзник! Он станет союзником и вам — если вы позволите ему!
Дуротан выругался. Встал, зашагал по палатке, стискивая кулаки. Наконец гнев перегорел, осыпался пеплом — и тогда вождь, вздохнув, сказал спокойно:
— Велен, твои слова лишь разжигают наше негодование. Они высокомерны и оскорбительны.
Они только укрепят в уверенности тех, кто решил умертвить всех вас по слову предков. Я и сам не могу понять тебя — ведь ты просишь отказаться от всего, во что я верю, с чем вырос и к чему привык, ради всего лишь твоих слов.
Повернулся, глядя на дренея.
— Знай — я всегда буду со своим народом. Если мы сойдемся на поле битвы — моя рука не дрогнет.
— Значит… ты не передашь меня Hep'зулу? — спросил Велен озадаченно.
— Нет. — Дуротан покачал головой. — Если б он хотел тебя видеть — явился бы сам. Он назначил меня распорядиться тобой — и я распорядился, как счел нужным.
— Разве тебе не было приказано доставить ему пленных?
— Мне было приказано встретить тебя и выслушать. Если б я захватил тебя в битве, выбив оружие из твоих рук, повергнув наземь, тогда ты был бы пленник. В связывании рук, с покорностью для того протянутых, нет чести. Я не могу тебя понять и не хочу убивать. Ты говоришь, что не питаешь к оркам зла. Мои вожди и духи предков говорят иное.
И снова Дуротан встал на колени перед Беленом.
— Тебя зовут пророком — так может, тебе известно будущее? Если так, скажи, что мне сделать для предотвращения грядущего зла? Я не хочу проливать невинную кровь! Дай мне хоть что-нибудь в доказательство твоих слов, хоть что-нибудь показать Нер'зулу, убедить его!
Понимал: умоляет врага, стоя на коленях, но это не унижало. Дуротан любил жену, свой клан, народ. И ужасался происходящим перед его глазами — ведь целое поколение мчится стремглав в будущее, заполненное лишь ненавистью, с сердцами, отравленными злобой. Если мольбы перед странным существом помогут избежать этого — стоит и взмолиться!
Велен посмотрел на вождя врагов без жалости и презрения, но с глубоким сочувствием и теплотой. Положил бледную руку на плечо.
— Будущее — не книга, открытая для чтения. Оно всегда течет, меняется, будто рябь на воде, взвихренный песок. Иногда я могу прозреть возможное — но едва ли больше. Я ощущал, что должен прийти безоружным, и оказалось: встречает меня не главный шаман орков, но тот, кто узнал гостеприимство моего дома. Думаю, это не случайно. И если есть способное предотвратить грядущую беду, живет оно среди орков, не среди дренеев. Лишь в этом я могу заверить тебя. Остальное не в моих силах. Реку можно направить в другое русло, но сделать это придется вам. Это все, что я знаю, и молюсь, чтобы этого оказалось достаточно для спасения моего народа.
Древнее, усталое, удрученное лицо Велена сказало больше слов: сам он не верит в спасение дренеев. Дуротан закрыл глаза на мгновение, шагнул назад.
— Камни мы оставим себе. Какова бы ни была их сила, шаманы обучатся ею владеть.
— Я так и думал, — сказал Велен с горечью, — Но я должен был их принести. Я надеялся: мы сможем вместе найти путь из общей беды.
Горе и стыд… почему же, почему сейчас глава врагов кажется ближе и правдивее, чем духовный вождь своего народа? Дрека, должно быть, чувствовала с самого начала. Знала и не говорила ничего, надеясь: Дуротан поймет сам, когда настанет время. Сегодня ночью в шатре вождю будет о чем говорить с женой. Долго говорить.
— Вставай! — приказал грубо, стараясь скрыть чувства. — Ты и твои спутники могут уйти целыми и невредимыми.
И криво усмехнулся.
— Целыми и невредимыми, насколько ночь вам позволит — безоружным и пешим. Если нарветесь за моей землей и сгинете — моей вины в том не будет.
— Наша гибель за пределами твоей земли для тебя, конечно, удобнее всего, — ответил Велен, вставая. — Но почему-то мне кажется: ты вовсе этого не хочешь.