– Юрочка, миленький… – Она заплакала. – Я не могу, честное слово, не могу! Давай потом… потом как-нибудь поговорим об этом!
– Когда?
– Я не знаю… Потом! – Жанна бросила телефонную трубку на рычаг, выдернула шнур из розетки.
Это был уже не страх. Какое-то мучительное, доселе незнакомое чувство, которое разрывало грудь изнутри… Совесть? Сожаление?..
Внезапно в дверь позвонили.
Жанна оцепенела – ей показалось, что пришел некто, кто должен был совершить над ней скорый и справедливый суд. Явился Судия – вот именно так, на старинный манер…
С бешено колотящимся сердцем она заглянула в «глазок», но обнаружила на лестничной площадке всего лишь Сидорова с Айхенбаумом в офисных костюмах, с портфелями в руках. Быстро впустила их.
– Жанка, мы тебе звонили, звонили… Ты телефоны все отключила, что ли? – встревоженно спросил Сидоров. – Мы уже волноваться стали!
– Что случилось? – спросила Жанна со страхом. – Ну, говорите быстрее!
Сидоров с Айхенбаумом переглянулись.
– Да ничего… Мы как раз у тебя хотели все узнать. Жанна, что это было?
– У тебя с Пересветовым роман, что ли? – с ревнивым любопытством спросил Сидоров.
– Господи, а вам-то что?! – в отчаянии закричала Жанна, проходя в комнату. За окном был светлый теплый вечер, продолжали неистово чирикать воробьи.
– Мы твои друзья, Жанна, мы должны знать, – строго произнес Айхенбаум и достал из портфеля три бутылки шампанского.
– Ты бы знала, какие среди народа слухи ходят! – подхватил Сидоров и достал из своего портфеля бутылку коньяка и бутылку виски. – Одни утверждают, что ты обещала выйти замуж за Пересветова, если он прямо на свадьбе бросит Леонтьеву… Другие говорят, что Пересветов был давным-давно в тебя влюблен, от безнадежности сделал предложение Леонтьевой, но на свадьбе внезапно понял, что жить без тебя не сможет, и передумал жениться…
– Есть еще версия, но в нее никто не верит: Пересветов узнал, что у Нинки будет ребенок не от него, а от Гурьева, но тогда непонятно, почему во время церемонии Юрка с тебя глаз не спускал!
– А Крылов говорит, что у Пересветова от волнения просто горловой спазм случился. Спазм и еще что-то такое нервное, отчего он был вынужден повернуть голову в твою сторону… В общем, в шею что-то вступило, – вспомнил Сидоров. – А все остальное – просто гнусные измышления.
– Но платье у тебя было потрясающее! – воскликнул Айхенбаум. – Действительно, чем-то оно напоминало свадебное, да, Яшка? Это нарочно или случайно?
– Далось вам это платье… – с отчаянием произнесла Жанна. – Да пропади оно пропадом!
Она снова упала на диван и, накрыв лицо диванной подушкой, застонала. Айхенбаум с некоторым усилием отнял у нее подушку:
– Жанна, мы пришли поддержать тебя…
– Поддержать? – закричала она. – А это тогда что? Вот это, это!..
Она указала на расставленные на столе бутылки.
– Это легкий антидепрессант, – доброжелательно произнес Сидоров. – Скорее для нас, чем для тебя. Мы же за тебя волнуемся… Где у тебя посуда?
– Да вон, на полках. – Айхенбаум открыл дверцы шкафа. – Нет, я все больше склоняюсь к мысли о том, Яша, что у Жанны никакого романа с Пересветовым не было. Досужие домыслы!
– А что дало тебе повод сделать такой вывод? – с любопытством спросил Сидоров.
– Элементарно – Жанна дома, одна, никакого Пересветова поблизости не наблюдается. Стали бы влюбленные проводить выходные врозь!
– Я убью вас… – в отчаянии пробормотала Жанна. – Нет, это невыносимо! Над этим нельзя шутить, нельзя – понимаете!
– Начнем с легких напитков… – Айхенбаум ловко открыл шампанское, разлил его в бокалы. – Ну, за нашу Жанну!..
Сидоров с некоторым усилием усадил Жанну, обнял ее за плечи:
– Перестань, все будет хорошо. Не кисни…
Айхенбаум вложил в ее руки бокал:
– За тебя, Жанна.
Она отпила из бокала, не чувствуя вкуса шампанского, произнесла с трудом:
– Вы в курсе, что Нина избавилась от ребенка?
– Серьезно? – удивился Сидоров.
– В общем, а что ей оставалось делать? – пожал плечами Айхенбаум.
У Жанны задрожали руки, и она половину бокала пролила себе на колени. Айхенбаум предупредительно подал ей салфетку.
– Вы не понимаете… Это ужасно!
– В конце концов, Нину никто не заставлял делать это, – важно произнес Сидоров. – Как я понимаю, это было полностью ее решение.
– С женщинами это случается часто, – кивнул Айхенбаум. – И никто никогда из этого не делает трагедии. Такова жизнь.
– Дурак… Ладно, я скажу – Юра из-за меня бросил Нину. Это я во всем виновата.
Сидоров налил ей еще шампанского.
– Ну, а ты-то к нему что чувствуешь? – серьезно спросил он.
– Я? – Жанна залпом выпила бокал и задумалась. – Я люблю его. То есть… Ну да, я люблю его, только почему-то сейчас не могу видеть…
– Это нонсенс, – строго произнес Руслан Айхенбаум и сел рядом с Жанной по другую руку. – Ты не можешь любить Пересветова. Он… Он не тот человек. Это наваждение.
– Да, это наваждение! – горячо согласился Яша Сидоров. – И, как всякое наваждение, оно скоро пройдет…
– Но почему – наваждение?.. Почему – «не тот»?.. – рассердилась Жанна.
– Потому что ты сейчас не с ним. Ты с нами. Ну где, где он, твой Юрочка Пересветов?.. Пересветов, ау! – пропел Айхенбаум, снова разливая шампанское в бокалы.
– Что мы празднуем? – с недоумением спросила Жанна. – Пир во время чумы какой-то…
– Вот ты сама и ответила. Пир во время чумы… – Айхенбаум быстро поцеловал ее в щеку.
Сидоров показал ему кулак и чмокнул Жанну в другую щеку – он ни в чем не желал уступать другу.
– Нет, у меня от этой шипучки изжога, – поморщился Айхенбаум. – Все, перехожу на нормальные напитки… Яшка, открывай вискарик!
Оба скинули пиджаки, оставшись в белых рубашках.
– Я поняла… – вздохнула Жанна. – Вы собираетесь у меня заночевать, а утром отправиться на работу. Так?
– А что такого? – пожал плечами Руслан Айхенбаум – под рубашкой у него перекатывались мышцы. – Ты против?
– Нет, – не сразу ответила Жанна. – Оставайтесь. Одной мне страшно. Очень страшно.
Сидоров с Айхенбаумом сели с бутылкой у ее ног, на полу.
– Глупенькая… чего же ты боишься? – улыбнулись они.
– Себя. Себя я боюсь, – тихо сказала она, положив руки им на головы. Каштановые, с рыжинкой, жесткие волосы Сидорова, мягкие темные пряди Айхенбаума… – Вам не кажется, что Крылов меня теперь уволит?