Жанна замерла, а потом принялась энергично кивать головой.
– Неправда, – с горечью произнес Марат. – Зачем ты врешь?
Жанна закрыла глаза. Ей было очень страшно. Все было слишком серьезно. Господи, а ведь когда-то она могла шутить над подобными вещами! Она вдруг вспомнила Сэма Распутина и их последний разговор. Они говорили о смерти, о ее внезапности. Автомобильная авария, бомба террориста, выскочивший из подворотни маньяк с ножом… Никто никогда не знает, как будет выглядеть его смерть, но Жанна поняла – у ее смерти будет лицо соседа. Как и у Юры.
Марат провел ладонью по ее волосам. Ему даже как будто было жаль Жанну.
– Все вы одним миром мазаны. Она была не права…
«Кто – «она»? – хотела спросить Жанна. – Почему – «не права»? Давай поговорим, Марат, давай обсудим все!» Но он, видимо, угадывая ее желание, отрицательно покачал головой.
– Поздно, Жанна. Я сейчас уйду на кухню и буду там думать, – встав, медленно произнес он. – Я обязательно должен придумать что-нибудь… оригинальное. И вот это я сниму на всякий случай… – Он осторожно снял с ее шеи сотовый телефон.
У дверей он обернулся и произнес тем же печальным, равнодушным голосом:
– Сиди тихо, Жанна… Ты же не станешь вынуждать меня на крайние меры, да?..
Потом она услышала, как повернулся ключ в двери.
Он должен придумать что-нибудь оригинальное – вот как он сказал. Это могло означать что угодно. Посидит, например, на своей кухне полчасика, а потом отпустит ее с миром…
Жанна пыталась себя успокоить, но в глубине души она уже твердо знала, что Марат просто так ее не отпустит. «Что-нибудь оригинальное» – это он говорил о том способе, с помощью которого лишит ее жизни. Его медлительность, равнодушный, тусклый взгляд, вялый голос… так выглядит человек, который потерял все. Марат во всем признался, признался в том, что убил Юру, – значит, у Жанны больше нет надежды. Потому что она, Жанна, сама лишила его всех надежд, окончательно и навсегда. Оказывается, нельзя доверять человеку, у которого нет ничего, кроме любви.
Слезы снова потекли у Жанны из глаз. Она извивалась, лежа на колючем солдатском одеяле, но скотч крепко стягивал ее запястья и щиколотки – освободиться не было возможности. Она жалела – страстно, безумно! – что не рассказала о своих подозрениях Ремизову. Она жалела о том, что так долго считала Марата своим другом – ведь, по сути, она все это время ходила по лезвию ножа… А сейчас наступил час расплаты.
Жанна стала вспоминать свое прошлое, что она сделала не так. И по всему выходило, что она ошибалась на каждом шагу, ее просчетам не было числа. Еще она вспоминала о Ремизове – с прощальной какой-то нежностью. Если бы хоть как-то можно было передать ему, что она его любит! Словно подарок судьбы – те несколько вечеров, что они провели вместе…
Больше не будет ничего.
Жанна ревела и ревела… А потом, совсем обессилев, погрузилась то ли в сон, то ли в забытье.
Сколько прошло времени – она не помнила.
Открыла глаза, когда за окном было совсем темно. Тускло светила лампочка над головой. И стояла тишина – страшная, неподвижная. «А что, если он не меня хотел убить, а себя? – мелькнула мысль. – Повесился там, на кухне, оставив меня связанной…»
Жанна снова заерзала на кровати. Потом попыталась опустить ноги вниз, чтобы хоть как-то доползти до двери. Запуталась в одеяле и упала на пол, больно ударившись плечом. Единственным плюсом было то, что одеяло смягчило звук падения. Не стоило привлекать к себе лишнего внимания – может быть, Марат и не собирался расставаться с жизнью…
Жанна перекатилась на другой бок, пытаясь взглядом отыскать хоть что-то, что могло ей помочь. Ничего. Ровным счетом ничего.
Извиваясь, доползла до окна с провисшей до пола марлевой занавеской. Из-под батареи торчал старый носок (ха-ха-ха). Жанна попыталась встать, но ничего у нее не получилось. Она вертелась с боку на бок, и у нее внутри все дрожало – от этой тишины, от неизвестности…
Занавеска сдвинулась, и Жанна заметила торчащий из плинтуса гвоздь.
Самый обыкновенный гвоздь, с довольно ржавой шляпкой, с намотанными на него грязными нитками.
Она повернулась спиной и попыталась разорвать скотч, стянувший ей сзади руки. Скотч рваться не желал, помимо всего прочего, Жанна оцарапала край ладони – до крови. Но все это были мелочи…
Жанна ерзала и ерзала возле плинтусов – и в какой-то момент почувствовала, что скотч слегка тянется. У нее уже все болело – руки, ноги, спина, затылок. То, что свобода оказалась неожиданно близко, вызвало у нее что-то вроде паники.
В какой-то момент Жанна приказала себе успокоиться и несколько минут лежала неподвижно. Потом снова принялась за дело, моля бога, чтобы гвоздь не выскочил из плинтуса. Минут через сорок скотч взял, да и порвался – видимо, в натянутом состоянии он был более податлив.
Жанна не поверила своему счастью. Повертела перед собой освобожденными руками. Затем, стиснув зубы, отодрала скотч от лица (ха-ха-ха, бесплатная эпиляция).
Ноги освободились проще.
Жанна подкралась к двери, прислушалась. Тишина ее пугала, но в данном случае тишина давала и надежду.
Поначалу Жанна ничего не слышала, кроме ударов своего сердца, которые эхом отдавались в барабанных перепонках. А потом…
Там, за коридором, была кухня, и в этой кухне словно скулил щенок. Поначалу Жанна поверила в присутствие щенка, а потом поняла – это Марат. Он издает эти жалкие тоскливые звуки. У Жанны похолодели ладони.
Она заметалась по комнате. Можно было, например, подпереть дверную ручку стулом, Марат не смог бы войти… Беда в том, что деревянный дачный стульчик был очень ветх и защитой являлся ненадежной.
Медленно, очень медленно Жанна поставила его у двери, подведя верхнюю часть спинки под дверную ручку. Затем скользнула к окну и с максимальной осторожностью открыла раму.
Ночь. Тишина. Если закричать и кричать до тех пор, пока в комнату не ворвется Марат, то есть надежда на то, что кто-нибудь из спящих жильцов догадается вызвать милицию… А если нет? Если все произойдет слишком быстро – стул развалится прежде, чем она успеет взбудоражить своими воплями спящую общественность… Если Марат выйдет из себя и пристукнет ее на месте, уже не задумываясь о «чем-нибудь оригинальном?..».
Жанна осторожно забралась на подоконник и посмотрела вниз. Колодец двора показался ей слишком глубоким. Шестой этаж… Всего лишь шестой. Не двенадцатый… Но Жанна вдруг вспомнила, что так называемая «линия смерти» (кажется, именно так говорят врачи и спасатели) проходит по пятому этажу. Если свалился из окна ниже – есть шанс выжить. Если с пятого этажа и выше – скорее всего расшибешься в лепешку. У нее, у Жанны, шансов почти нет.
Ночной воздух приятно холодил лицо, моросил едва заметный дождик.
А что, если Марат почувствует сквозняк и пойдет ее проверять?..