– Но ведь они же… вы сами утверждали… условия внутри башни ускорителя не способствуют… выжить после взрыва…
Златков встал, холодно поклонился.
– И тем не менее придется учитывать этот вариант. Проверьте, уточните, убедитесь.
– Но как это можно проверить?!
– Запустить в Ствол спецкоманду, защищенную по высшему классу. А проводниками послужат вернувшиеся только что оттуда Белый и Полуянов. Позовите меня, как только они придут в себя и обретут возможность говорить. И на вашем месте я бы поставил возле них охрану.
Златков вышел, а озадаченный Косулин остался сидеть за столом, силясь понять, что имеет в виду руководитель исследовательской бригады Центра.
* * *
Григорий Белый отказался разговаривать с начальством Центра и участвовать в пресс-конференции, на которую слетелись сотни корреспондентов крупнейших информационных агентств со всех уголков Земли. Отказ он мотивировал усталостью и нежеланием видеть кого бы то ни было из людей, а также стрессовым душевным состоянием, вызванным гибелью комиссара Ромашина. Таким образом, Федору Полуянову пришлось отдуваться за двоих, а так как делал он это неохотно, на вопросы отвечал скупо, то и пресс-конференция закончилась быстро.
Златков, присутствовавший на совещании у начальника Центра и на пресс-конференции, прекрасно понял, что Полуянов о многом умалчивает, а многое преподносит совсем не так, как это происходило на самом деле. Было видно, что бывший хроноинженер (а также начальник группы риска «Роуд-аскер» службы безопасности) тщательно формулирует каждую фразу и пытается по вопросу определить, кто его задал – нормальный человек или «санитар». В конце концов он тоже сослался на усталость и покинул Центр, сопровождаемый обоймой подстраховки, которую приставил к нему вконец задерганный и расстроенный Базарян.
Придя к себе в кабинет, Златков проанализировал все услышанное, восстановил картину происшедших событий – там, на Дне Мира, у начала Ветви времени, порожденной провалом хронобура, и вдруг почувствовал страх. У него постепенно складывалось впечатление, что не только все эти масштабные события были спланированы неким колоссальным интеллектом, но даже мелкие детали вроде участия в операции отдельных личностей, Жданова или самого Атанаса Златкова, к примеру, были скрупулезно учтены и тщательно подогнаны одна к другой, образуя монолитный блок реализованного действия.
Так, может, и в самом деле прав был Блаженный Августин, говоря, что прошедшее и будущее времена существуют одновременно в общем пространстве событий? Недаром и Аристотель задавался вопросом: чем отличается физическая реальность вчерашнего дня от физической реальности дня сегодняшнего или позавчерашнего? Он наверняка был посвящен в истину, иначе зачем природа снабдила его мощным умом, интуицией и ясновидением, способностью творить миры…
На столе зажегся красный огонек вызова, и мысли Златкова свернули в другое русло. Снова перед глазами встало лицо Ромашина, лицо человека незаурядного, посвятившего всего себя без остатка службе безопасности, и снова в голове всплыл вопрос: где ошибся этот человек, провидевший практически все шаги «хирургов», вычисливший почти всех «санитаров»? Или все же он просто сделал хитрый ход? Успокоил врага своей гибелью, подтолкнув его тем самым к более решительным действиям, а сам тем временем готовит ответный удар?
Огонек на столе погас. Загорелся снова. Кто-то настойчиво пытался связаться с ученым, но тот оставался равнодушным к неведомому абоненту.
А если Ромашин все-таки погиб? Что в таком случае делать ему, Атанасу Златкову, осознавшему свое предательство (пусть невольное, запрограммированное хитроумной аппаратурой, но кому от этого легче?) и наполовину избавившемуся от контроля? Рассказать о встрече с комиссаром главе СЭКОНа? Который сам, возможно, является резидентом «хирургов»… Или просто застрелиться?
Дверь кабинета свернулась валиком влево, и в кабинет вошел Игорь Марич, бывший хроноинженер, бывший приятель Федора Полуянова, бывший человек. Включил шумовик, остановился посреди комнаты, сказал угрюмо, с нажимом:
– В чем дело, Атанас?
– А в чем дело? – спростодушничал Златков.
– Косулин приостановил подготовку взрыва Ствола до завершения работы комиссии по расследованию обстоятельств гибели комиссара.
– Разве в этом кроется нечто тревожное? На его месте я сделал бы то же самое.
– Но он издал распоряжение сразу после разговора с тобой! Кстати, что за самодеятельность? Зачем ты ему подбросил полено в костер сомнений – идею о том, что Ствол стал менее опасен? Да еще предложил запустить туда спецгруппу для обследования?
– Дело в том, коллега, – рассеянно ответил Златков, – что в отличие от вас я должен производить впечатление человека думающего, обязан генерировать идеи, предлагать планы, анализировать, считать и решать. Если я перестану это делать, меня вычислят мгновенно. Вы же знаете Ромашина.
– Комиссар уже не в счет, а его команда не сможет противостоять нам, как прежде. И все же мне не нравятся ваши речи и поступки. Прекратите гнать отсебятину, иначе придется…
– Что? – глаза Златкова вспыхнули силой и угрозой.
– Перепрограммировать тебя… вас, коллега, – уже тише продолжил Марич. – Не слишком высовывайтесь, занимайтесь своими трактовками времени, хронополем, исследованиями, моделированием Древа Времен, но не лезьте с практическими советами к высокому начальству. С этого момента будете докладывать мне о своих перемещениях каждые два часа. Уяснили?
– Пошел вон! – не повышая голоса, сказал Златков.
Марич хмыкнул, кивнул про себя, словно соглашаясь с собственным мнением о создавшейся ситуации, и добавил так же негромко:
– Послезавтра сюда прибудет посол «хирургов», он разберется в твоем поведении… коллега. Не позавидую тому, кто не сможет доказать свою лояльность. До встречи.
Инженер вышел, а Златков вдруг рассмеялся, чувствуя странное облегчение, будто с плеч упала гора, давившая его все годы возни с хроноускорителем. До полной победы – над обстоятельствами и судьбой – было еще далеко, но одна маленькая победа все же была им одержана: победа над самим собой! Он преодолел порог кодирования, нейтрализовал программу, не стал помешанным и объявил войну «хирургам». Свою войну, интеллектуальную. А вооружен он был гораздо лучше любого «санитара», ибо его оружие – мозг – не требовало особого ухода, спецхранения и работало в любых условиях. Даже если Ромашин погиб, он сам найдет способ перехитрить «хирургов», выяснить, зачем они провоцируют полное разрушение Ствола, чего добиваются, какие планы разрабатывают, и в конце концов отыскать верный рецепт, как сорвать эти планы.
Слежку Гриша Белый обнаружил сразу же, как только покинул Центр по ликвидации последствий катастрофы под Брянском. Он был опытным безопасником, и косые взгляды «случайных» людей – в бункере начальника Центра, в коридорах, на транспортной стоянке – чувствовал кожей. Однако, будучи уверенным, что в настоящий момент слуги «хирургов» ничего предпринимать не станут, не зная, с чем он вернулся, от «хвоста» избавляться не спешил. Лишь добравшись до метро Брянска, он наконец определил, кто его ведет и с помощью каких средств, и ушел «вчистую», с тройной пересадкой без выхода из канала. Григорий знал, что «санитары» все равно вычислят маршрут, но ему необходим был получасовой запас времени: забежать в Управление, бросить пару слов кое-кому из друзей и заскочить на склад, чтобы вооружиться. Как гриф безопасности, то есть функционер службы высокого ранга, он имел особые полномочия, мог действовать без санкций начальства и СЭКОНа и имел доступ ко многим спецхранам Управления.