– А я всю дорогу боялся, что это ты передумаешь!
– Гриша, глупый Гриша... – Не глядя, она отвела букет в сторону и обняла Ганина. Похоже, ее меньше всего беспокоили гладиолусы и щетина на щеках жениха.
– Я тебя люблю, – заговорщицким тоном произнес он, словно сообщая какую-то тайну.
– И я тебя... – Встав на цыпочки, она поцеловала его – в лоб, нос, губы, щеки... Укололась и засмеялась. – Послушай, Гриша...
– Что? – улыбаясь, спросил он.
– Тебе не кажется... – Катя обернулась – там, на самом верху холма, стояли Зоя с бывшим. – Тебе не кажется, что Зоя как-то особенно смотрит на Лаэртова? А Лаэртов...
– Катя, Катя! – перебил он. – Это, между прочим, у нас сегодня свадьба, а не у них!
Меньше всего Ганина волновали особа с буйными золотыми кудрями, торчавшими в разные стороны, и Лаэртов в невообразимом фраке и очках на пол-лица. Толик Лаэртов напоминал музыканта, сбежавшего из местной филармонии...
– Гриша, ты несносный!
– Думай обо мне, смотри только на меня... – взмолился он. – Это наш день!
– Я только о тебе и думаю! – полушутя, полусерьезно рассердилась она.
Он принялся целовать ее.
– Гриша, Катя! – закричала сверху Зоя. – Ну что же вы? Отец Варсонофий давно ждет...
– Варсонофий... – засмеялся Ганин. – Ну и имя!
– Подожди, а где же Мика? – спохватилась Катя.
Они принялись звать сына. А тот, стоя внизу у самого берега Оки, бросал камни в воду, добиваясь, чтобы они от нее отскакивали. Ветер уносил слова в сторону, и Мика не слышал, что его зовут.
Но потом ударили колокола на звоннице, и Мика невольно обернулся. Увидел, что отец с матерью машут ему руками, и побежал вверх, на ходу отряхивая костюм...