Вика вышла на крыльцо, сощурила глаза – сияло яркое июньское солнце. Неподалеку стоял покосившийся рукомойник.
Некоторое время Вика сомневалась, но потом все-таки шагнула к нему. «Риск, конечно, умываться здесь, но ходить грязной тоже совсем не хочется…»
И Вика принялась осторожно отмывать лицо. Без мыла. Поскольку мыло – кусок грязно-серого едко-пахучего вещества с прилипшими к нему волосами и песком – не вызвало у нее никакого доверия. На рукомойнике висел осколок зеркала. Заглянув в него, Вика обнаружила, что ресницы и брови у нее сильно опалены, а на щеке – широкая ссадина, правда, совсем не глубокая. И багровый оплывший круг на лбу, словно оттиск чьей-то печати.
На крыльцо вышла баба Зина, держа в руках нечто аляповатое и бесформенное. Тряпку?
– Вот, нашла… Тебе, – гордо произнесла старуха, тряся это «нечто». – А что, отличная вещь, ей сносу нет! В пятьдесят девятом году покупала, на слете передовиков, в Сызрани!
– Что это? – спросила Вика.
Старуха торжественно развернула тряпку, и Вика с трудом опознала в ней платье.
– Я не могу это надеть! – вырвалось у Вики.
– Это еще почему? – удивилась баба Зина.
– Ну как… вам оно, наверное, очень дорого, как память. Как память о слете передовиков!
– Что теперь, молиться на него! – возмутилась старуха. – А тебе в этой рванине нельзя ходить – вон, телеса все наружу… А другого, окромя этого платья, у меня и нет ничего. А, халат еще есть – я в нем Зорьку иногда доить хожу! – вдруг вспомнила она.
– Нет-нет, тогда лучше платье! – испугалась Вика.
– Ну, и на ноги что-нибудь подыщем… Не пропадешь, девка!
С обувью выбор тоже был небольшой – либо гигантских размеров резиновые сапоги – кажется, именно такие надевают любители рыбной ловли, чтобы постоять с удочкой на мелководье, – либо старые галоши. Тоже, кстати, из резины!
…Через некоторое время Вика вертелась перед мутноватым старым зеркалом в доме у бабы Зины, пытаясь разглядеть себя со всех сторон. «Кажется, я похожа на клоуна. Это платье, эти черные резиновые чоботы!»
– Ужасно… – вырвалось у Вики. Она привыкла тщательно подбирать одежду и обувь, в магазины ходила, по выражению мужа – «как на работу». Читала журналы, ходила на показы новых коллекций, знала все о стилях, об истории моды… А тут пришлось нацепить на себя это!
– А по-моему, неплохо! – слегка обиделась баба Зина. – Ну-ка, покрутись… Нет, тебе идет, Виктория! Определенно, идет.
Вика издала горлом странный звук – нечто среднее между плачем и хохотом.
– Я тогда девяносто три кило весила… – любуясь гостьей, пустилась в воспоминания старуха. – Ну, когда на слет передовиков ездила. Эх, и куда вся красота девалась! Жисть моя, аль ты приснилась мне… Очень тебе мое платье к лицу.
Но Вика не разделяла ее оптимизма.
– Нет, это невозможно… – пробормотала Вика, разглядывая себя в зеркале. – В этом невозможно выйти на улицу! Пальцами будут показывать…
– Чего? Чего ты там опять шепчешь?
– Не мой размер, говорю! – крикнула Вика.
– Ишь ты, про размеры вспомнила… – сердито буркнула баба Зина. – А не нравится, так голой ходи! Не ее размер…
– Ладно, ладно, не буду! – сдалась Вика. – Все мне нравится! Я пошутила… Баб Зин, на самом деле это называется – винтаж. Ты мне дала винтажные вещи. Они сейчас дико модные. Дико!
– Сразу бы так… – подобрела баба Зина.
Эмма второй день не отходила от Андрея. О работе пришлось на время забыть – искали беглянку.
Они сидели возле телефона, все еще переживая утренний визит в морг. «Лучше бы на месте той несчастной была Вика… – думала Эмма, вспоминая тело женщины, по приметам совпадающей с приметами Вики. – Это был бы наилучший выход – для самой Вики, для Андрея… И для меня».
Зазвонил телефон.
Андрей сорвал трубку:
– Алло?
– Нашли? Ее нашли? – потянулась к нему Эмма.
– Нет, ее не нашли. Простите, это я не вам… Какой номер? А, все верно – три тройки. Три-три-три. Анна, Денис, Ульяна… – Андрей обернулся к Эмме, пояснил шепотом: – Номер машины уточняют. Что, простите? А, что было на ней надето… – Он снова повернулся к Эмме. – У меня уже из головы вылетело, что на ней было надето.
Эмма налила в стакан воды, поднесла его Андрею.
– Спасибо, Эмма… Нет, это я не вам.
– Андрей Владимирович, давайте я сама с ними поговорю!
Андрей отмахнулся, выпил воды.
– Вы меня слушаете? – снова заговорил он в трубку. – Красно-коричневое платье из этого, господи…
– Из атласа, – подсказала Эмма.
– Да, из атласа! Блестящее такое! И туфельки на шпильке, цвет затрудняюсь определить… Коричневые! Волосы светлые, длинные, убраны в такую, знаете, высокую прическу. Вру, вру! Волосы были распущенные! – закричал он. Потом послушал, что ему ответили, положил трубку на рычаг.
– Что говорят? – с беспокойством спросила Эмма.
– Говорят, перезвонят, если будут какие-то сведения… Я все путаюсь с Викиной прической: сначала у нее действительно волосы были убраны аккуратно, вверх… заколки, и все такое… Но потом она подралась с Чертковой, и от прически ничего не осталось!
У Андрея было бледное лицо, губы дрожали.
– Все в порядке, Андрей… Владимирович, – сказала Эмма и, не выдержав, положила ему руку на плечо.
– Вот только не надо вот это… – дернул плечом Андрей. – Она сбежала! В совершенно невменяемом состоянии! Ночью! На машине! Я на девяносто девять процентов уверен, что ее уже нет в живых!..
– Но в морге была не она.
– Не она! Там – не она! Но где-нибудь в канаве – она! Я чувствую – ее уже нет в живых! – повторил он исступленно.
– Вас это огорчает, Андрей Владимирович? – холодно спросила Эмма.
Андрей посмотрел на нее с изумлением:
– Глупый вопрос… – Он провел рукой по лицу, потом произнес другим, спокойным голосом: – Вот что, Эмма, – мы оба должны держать себя в руках.
– Простите, Андрей Владимирович.
– Нет, это вы меня простите, Эмма.
Они помолчали, стараясь не смотреть друг другу в глаза.
– Хорошо бы найти частного детектива, – предложила Эмма.
– А что, это мысль! – согласился Андрей. – Пожалуйста, Эмма, займитесь этим прямо сейчас.
…Вика в нерешительности стояла у деревянного строения под названием «сортир». Ей уже давно хотелось посетить данное заведение, но она оттягивала этот момент до последнего. Дольше терпеть было нельзя.
Наконец она распахнула дверь – и сразу же несколько мух полетели ей прямо в лицо. Вика отшатнулась, одной рукой отмахиваясь от мух, а другой – захлопывая дверь.