Никита едва слышно застонал. Вике показалось, что теперь-то она точно спятила… Она осторожно опустила Никиту на землю. И в первый раз прямо посмотрела ему в лицо. Оно было бледным, с легким розовым румянцем на скулах. Румянцем?! У мертвых не бывает румянца!..
Он приоткрыл глаза и едва слышно прошептал:
– Ты…
– Я! – Вика осторожно обняла его. – Миленький, хороший… А я думала, ты умер!
– Не дождетесь! – Он пошевелил указательным пальцем. Никита умудрялся шутить даже в таком состоянии, а это было очень хорошим знаком. – Тихо, тихо… ты меня задушишь…
– Ты жив! – с все возрастающим восторгом произнесла она. Поцеловала его, потом заплакала. Провела ладонью над его грудью, над тем местом, где была рана, – запекшаяся кровь уже превратилась в корку. Вот след от пули, вот разорванные ткани… Но никаких смертельных повреждений. Пульсируют напряженно-багровые края разрывов, но ни одного оттенка черного! Может быть, тогда, ночью, она сумела остановить его смерть? И у нее есть дар, такой дар, который способен исцелять?..
– Ну все, все… не плачь. Не такой уж я неженка, чтоб так запросто коньки отбросить…
– Я вспомнила про гадание… Тогда, на Ивана Купалу. – Вика помогла Никите встать. Тот едва держался на ногах. – Помнишь?
Никита тихо засмеялся, потом закашлялся:
– Витаминка… Только старые бабки во всю эту ерунду верят.
– Я тоже в это не верю. Рогнеда, стой! Но… но у меня такое ощущение, что во всем произошедшем был какой-то смысл… Да, с самого начала. С того момента, как я врезалась в столб!
Никите удалось вскарабкаться на Рогнеду, и он теперь сидел, обхватив шею лошади и лежа на ней щекой…
– Ну конечно… смысл был… – пробормотал Никита. – А как иначе мы с тобой бы встретились?
Вика хлопнула Рогнеду по крупу, и та сдвинулась с места, пошла, осторожно переступая ногами. Оглушительно пели птицы в деревьях, и так же оглушительно пахло болотными цветами.
– Как хорошо, что ты никуда не уехала… – бормотал Никита, закрыв глаза. – Без тебя я умер бы.
– Правда?
– Правда. Ты моя жизнь, Витаминка…
Вика смахнула слезы с лица.
– Ты тоже моя жизнь. Я тебя так люблю, так люблю… прямо не знаю как! – уже отчаянно рыдая, призналась она.
– Мою любовь… широкую… как море… вместить не могут… жизни берега?.. Да?
…Они оказались на дороге, подсохшей после ночного дождя. Вика уже едва передвигала босыми, разбитыми в кровь ногами. Рогнеда продолжала осторожно нести на себе Никиту.
Сзади раздалось тарахтение. Вика оглянулась и увидела сквозь клубы пыли старенький «Москвич». Он затормозил, и из него выскочил Митяй.
– Это… починил я его все-таки, едрить твою в корень! – похлопал Митяй по капоту. Потом сглотнул, глядя на распластанного на лошади Никиту. Потом перевел взгляд на Викины ноги. – Ну, куда едем?
– В город, – сказала Вика. – Никиту ранили.
– А ты чего ж? – опять сглотнул Митяй.
– А я не доктор. У меня ни инструментов, ни опыта… Помогла Никите чем смогла, а дальше уж пусть специалисты разбираются! – с досадой произнесла Вика. – Помоги-ка его снять с лошади… Рогнеда, а ты домой иди… Ну, пошла, пошла, милая! Дойдет она сама, Митяй, как ты думаешь?
– Куда денется… Она ж не дура!
* * *
На этой оптимистической ноте историю можно закончить. А можно попробовать заглянуть в будущее – так, мельком, чтобы понять, кто с чем остался. Или кто с кем, где, опять же. Итак…
За окнами районной больницы вовсю жарило солнце.
По холодному кафельному полу скользили ноги в бахилах. На полную мощность работал кондиционер – оттого в операционной царила прохлада.
Медсестра – пожилая, в очках, с серьезными кустистыми бровями, натянула простыню на обнаженное тело, лежавшее на операционном столе.
Выключила мощную лампу под потолком.
Врач стянул с себя маску, подошел к умывальнику и принялся ожесточенно тереть под струей руки.
– Все-таки, Галина Романовна, не могу привыкнуть к смерти. Не старый, в общем, мужик… Обидно!
– Иван Игнатьевич, вы все сделали, что смогли. Тут сам господь бог его бы не спас! – уважительно возразила медсестра.
– Да, Галина Романовна, вы правы… – вздохнул доктор. – С таким сепсисом люди не живут! Если бы он чуть раньше к нам обратился…
За дверями раздалась ругань.
– Куда… Куда! Сюда нельзя посторонним… Гражданин!
Медсестра подала врачу полотенце.
– Что за возня там? – устало поинтересовался врач.
– Да этот все рвется, здоровущий…
В операционную влетел Николай. Сразу ринулся к операционному столу, сорвал простыню и принялся завывать над телом Мирона – громко, словно собака.
– Ладно, пусть уж… – шепотом произнес доктор и вместе с медсестрой вышел в коридор. – Судя по всему, причиной был небольшой порез на указательном пальце. В ранку попала инфекция, и начался сепсис. В таких случаях пациентов обычно спасают. Вскрывают гнойный очаг и хорошо дренируют его. Дают антибиотики. Если этого не сделать, возникает угроза ампутации. А если и с ампутацией промедлить, то… Мементо мори!
– Вот жизнь! – покачала головой медсестра, оглянувшись на дверь операционной. – От обычного пореза помереть можно…
– Галина Романовна, что у нас на сегодня еще?
– Этого выписываем, из третьей палаты. Художника.
Врач потер нос.
– У него жена такая странная. Ну не жена, а кто она там ему…
– Эта, на артистку которая похожа?
– Да. Представьте себе ситуацию, Галина Романовна, – сделал я этому художнику операцию. Все чин чином, никаких осложнений, ранение неприятное, но не сложное… А потом приходит эта женщина и начинает со мной обсуждать операцию.
– И что?
– А то, многоуважаемая Галина Романовна, что женщина в операционной не присутствовала, когда я ее мужу грудную клетку вскрывал… Но она в точности знала, что там было.
– Сердце, легкие… – хихикнула деликатно медсестра. – Это все знают!
– А вот нет, Галина Романовна, я про совершенно другое. Эта женщина точно знала весь путь пули. Что было задето, повреждено, в каком все состоянии… Все, все тонкости и особенности! И это при том, что она не видела вскрытую грудную клетку!
– Откуда ж она знала-то все? – озадачилась медсестра.
– Непонятно! Очень странная женщина, очень… Я прямо какие-то мистические чувства испытал, когда с ней разговаривал… И ранение тоже странное! Вроде свежее, а вроде там уже что-то зажить успело, само срастись… Так не бывает!