И еще он вспомнил о маленьком лагере в пустыне, давно всеми забытом и занесенном песком, где когда-то под руководством пожилой женщины дворянские дети раскапывали машины, созданные вымершим древним народом, где два мальчика, два брата узнали о существовании транов и их наследии.
Мишра-дракон выбрался из-под оползня и на всех парах приближался к вершине холма, оглашая долину криками ярости. Урза поднял глаза, увидел лицо брата, едва держащееся на скрытом под ним металлическом черепе, и зарыдал. Слезы изобретателя смешались с наполнявшей чашу кровью и воспоминаниями, и Урза почувствовал, как вокруг него собирается облако, плотное облако энергии.
Он был переполнен силой, она стекалась к нему изо всех уголков земли. В его голове роились воспоминания, воспоминания обо всем, что он сделал и пережил, все его чувства — скорбь, жалость, гордость, ярость, одиночество. И все это он излил в чашу, наполнив ее до краев, так, что содержимое уже не помещалось в чаше, переливаясь через край. А Урза продолжал изливать в нее свою память.
Мишра-дракон дополз наконец до вершины холма, змеиная голова взвилась в небо над сидящей фигурой Урзы. Мишра улыбался, верхняя губа сверкала металлом, нижняя истекала кровью. Это была улыбка победителя, триумфатора.
Мишра что-то закричал, но Урза уже не слышал его — в его ушах звучал только один крик, крик земли, молившей об успокоении.
И тогда Урза перевернул медный сосуд, выпустив на свободу заключенную в нем силу.
Чаша вспыхнула ярким огнем, словно на землю рухнуло солнце. Пламя расходилось от нее кругами вширь и ввысь, воспламеняя все на своем пути. Урза ощутил это пламя, позволил ему на миг окатить, окутать его и улыбнулся. Последнее, что он видел, это лицо своего брата-машины в тот миг, когда в него ударило пламя. Системы механического тела отказывали одна за другой, улыбка на лице Мишры-дракона превратилась в уродливую гримасу, а затем он распался на мельчайшие обломки. Пламя, вызванное к жизни Урзой, подняло их в воздух, как пепел, и разнесло во все стороны, рассыпало по всей земле.
А Урза исчез.
Аргот пребывал в ожидании смерти. И она пришла. Те немногие эльфы, которым довелось пережить последнюю битву, не успели даже понять, что вспыхнуло на горизонте, — в следующий миг огненная волна накрыла их.
Несрубленные до сих пор деревья, еще живые, вспыхнули, как хворост, море закипело, и вспенившиеся волны обрушились на землю, которая, содрогаясь, сползла в море, а на ее месте из-под воды вознеслись ввысь новые горы, исторгнутые из недр силой порожденного Урзой взрыва.
Волна расходилась все шире и шире. Богиня Гея кричала.
Матросы на корабле Харбина, смотревшие в тот миг на юг, ослепли — свет был так ярок, что сразу же выжег им глаза. Порыв жаркого воздуха воспламенил паруса и мачты.
Корабль возносило в небо на гигантской волне. Харбин изо всех сил схватился за остатки такелажа, призывая своего отца на помощь.
Через мгновение корабль оказался на гребне гигантской волны, вздыбившейся под облака, и далеко на юге Харбин увидел красноватый отсвет на месте полыхающего Аргота. Он увидел волны, гораздо более высокие, чем та, что подняла ввысь его корабль, и все они неслись в сторону корабля, словно механические солдаты.
А затем корабль был низвергнут в морскую пучину.
Земля задрожала под ногами Гвенны, и лесная дева услышала крик своей богини в тот миг, когда ее родная земля испустила дух. Битва с корлисианцами была в самом разгаре, но воины обеих армий побросали оружие и стали на колени, рыдая. Война была окончена, и в ней не было победителей.
Гвенна обернулась и увидела, что моря больше нет, вместо него перед глазами расстилались просторы из глины и камней. Она поняла, что это означает, и, крикнув воинам, чтобы те бежали в горы, устремилась прочь от берега, не оборачиваясь и не зная, последовал ли кто-нибудь за ней.
Она была на полпути к вершине ближайшего холма, когда первые гигантские волны обрушились на побережье. Ничто не могло устоять перед их натиском.
В Пенрегоне Кайла услышала далекие раскаты грома и отложила перо. Но гром не прекращался, напротив, он делался все громче, и вскоре тс нему присоединился жуткий свист ветра. Земля задрожала, из соседней комнаты донесся звук бьющейся посуды.
Стены накренились, мебель рухнула. Юг был озарен красным заревом, казалось, что южный Аргив весь охвачен пожаром.
Дверь распахнулась, и в комнату вбежал Джарсил, старший сын Харбина. Он плакал, сжимая в руках старую игрушку — механическую птицу работы Тавноса. Кайла обняла мальчугана и стала успокаивать его. Снаружи раздавались крики людей, шум и грохот — рушились дома.
Кайла продолжала укачивать внука. Одинокая слеза скатилась по ее щеке.
Воздух в пещерах Койлоса закипел, запахло горящей нефтью, и на каменный пол ступила металлическая нога Джикса.
Он был поврежден и передвигался с трудом, оставляя на каменных плитах жирные следы и лужицы масла. Его грудь, когти и лицо были залиты человеческой кровью, но у демона не было времени смотреть в зеркало.
Джикс не терял ни секунды. Одна часть его сознания прикидывала, сколько времени потребуется огненной волне, чтобы добраться до Койлоса, вторая размышляла, выдержит ли удар его подземное укрытие, а третья управляла руками, собиравшими транскую машину. Демон высыпал на подставку — ту самую, на которую он надеялся возложить воссоединенные Камень силы и Камень слабости — горсть силовых кристаллов. Быстрыми, но изящными движениями окровавленных рук Джикс активировал таинственные знаки на машине.
Воздух снова закипел, и перед демоном повис диск, постепенно расширяющаяся лужица света. Под ногами задрожала земля, но диск еще не достиг нужных размеров. Не теряя времени, Джикс взбежал по ступеням к возвышению, над которым сияла дверь в его родной мир, и огляделся вокруг. Потолок сотрясался, на пол падали каменные глыбы, находящиеся в пещере машины взрывались снопами искр и умирали.
Джикс выругался и ногами вперед нырнул в сверкающую дверь. И в то же мгновение диск погас. Дверь захлопнулась.
По каменным коридорам разнесся душераздирающий вопль. Когда он затих, оказалось, что в пещерах совершенно пусто, и только на полу лежала отрубленная по локоть рука демона. Пальцы отсеченной конечности сжимались и разжимались, как будто пытались схватить что-то им недоступное.
У подножия Рономского ледника сидели Фелдон и Лоран, наблюдая, как далеко внизу песчаная буря окутывает холмы. Пустыня находилась в сотнях миль от них, но могучий ветер уже донес ее песок до гор, иссекая им все, что росло в низинах. Песок оказался и там, где сидели двое ученых. Их лица овевал горячий ветер. Левой рукой Лоран взяла полу плаща и закинула ее за спину, прикрывая то, что когда-то было ее правой рукой — изуродованную, искалеченную культю.
Фелдон бесстрастно наблюдал, как под огненной волной одна за другой исчезают долины. Источающая жар стена тумана отчаянно пыталась забраться на гору, где они сидели. Ее ждал успех — более низкие пики покорялись ей один за одним.