— Понять, как оно работает, — согласился Тавнос.
— Раскрыть его тайны.
— Понять, как мыслил его создатель.
— Почувствовать его силу.
— Понять, для чего оно нужно, — сказал Тавнос, — и расширить его возможности.
Ашнод снова рассмеялась — весело, легко, как смеется человек, который чувствует себя как дома.
— Знаешь, нас ведь так мало. Я — одна из немногих, кто понимает, что говорит Мишра.
— Я то же самое чувствую по отношению к Урзе, — сказал Тавнос. И добавил: — И к тебе тоже.
— Ну, свои-то объяснения я упрощать не буду, — сказала Ашнод.
— Ничего, я постараюсь схватывать на лету, — ответил Тавнос.
— Понимаешь, у меня не такая легкая жизнь, — сказала Ашнод. — Я хочу сказать, что я чувствую, будто бы от окружающего мира меня отгораживала двойная стена. Во-первых, сильная женщина среди фалладжи — исключение, а вовсе не правило. И во-вторых, если у тебя есть что-то в голове, а живешь ты среди каких-то пустынных кочевников…
— Это просто невыносимо, — подсказал Тавнос.
— Прямо в точку, — сказала Ашнод. — Налей мне еще.
— Не пора ли нам пойти поглядеть на дракона? — спросил Тавнос.
— У нас еще есть время, — ответила Ашнод. — Масса времени, успеем сделать все, что захотим.
Тавнос налил вина и продолжил:
— Несколько месяцев назад я побывал в Джорилине, повидал своих теток и дядек, рассказал им, чем занимаюсь. Они были довольны, вежливы, но мне кажется, они вообще не поняли, что мы с Урзой делаем.
— Ну, они хотя бы были довольны, — парировала Ашнод. — В лагерях сувварди на меня смотрят волком. И в Зегоне тоже. Сначала я думала, все дело в том, что я женщина, но потом поняла, что люди стараются избегать меня потому, что я умнее их. Быть умным в самом деле невыносимо. Между тобой и остальными лежит пропасть.
— Вообще трудно быть не таким, как все, — согласился Тавнос.
— И готова поклясться, что из-за работы тебя никто не видит — ни семья, ни друзья, — сказала Ашнод, — ни жена.
— Я, мм, не женат, — ответил Тавнос.
— Я не имела в виду тебя конкретно, — сказала Ашнод. — Но, полагаю, у тебя и подруги нет.
— Я, как бы это сказать, человек занятый, — насупился Тавнос.
— Да ладно тебе, — сказала Ашнод, стукнув ладонью по столу. — Ты работаешь у самого могущественного человека во всей Иотии. И ты хочешь сказать, что вокруг тебя не вьются женщины?
Тавнос пожал плечами:
— А у тебя как дела в этом плане?
— Ты предлагаешь мне выбирать поклонников из фалладжи? Ха! — Она снова ударила ладонью по столу. — Мне порой кажется, что у них принята специальная программа по размножению тупиц — как иначе объяснить, что все они — все поголовно — ужасные тупицы!
— Но ведь есть Мишра… — сказал Тавнос. Смех Ашнод резко оборвался.
— Мишра, — сказала она, и глаза ее немного помутнели. — В самые первые дни — да. Но это не любовь, все было замешано на власти. Кто главнее, кто кем командует. Все быстро прошло, и он вернулся к своим драгоценным машинам. А я никому не собираюсь уступать первое место, даже железкам.
Тавнос кивнул. Так он и думал — между Мишрой и его ученицей кое-что было, но было это давно. Но он едва не упустил важную вещь.
— Машинам? — спросил Тавнос.
— О чем ты? — Ашнод моргнула.
— Ты сказала, что он вернулся к своим машинам, — сказал Тавнос. — То есть их у него много?
Ашнод мысленно одернула себя.
— Нет. Есть механический дракон. И еще — эта гигантская повозка. Фалладжи называют ее боевой машиной, но Мишра потребовал, чтобы ее не называли так на переговорах, чтобы не нервировать иотийцев.
— А-а, понятно, — сказал Тавнос, решив, что вернется к этой теме позднее. Возможно, Ашнод собиралась показать ему и эту боевую машину.
Тавнос решил рискнуть. Было ясно, что до дракона они доберутся не раньше чем допьют вино — если не позже.
— Так, значит, у Мишры есть возможность заставить кадира заключить с нами мир?
— Если захочет, — сказала Ашнод. — Кадир будет ныть и скулить, но большая часть младших шейхов поддерживает Мишру. Племенные вожди хотят или одного, или другого. Им нужна или боевая слава, или великолепие мирной жизни, все, что в промежутке, слишком сложно для их мозгов. Ими просто управлять, их просто держать под контролем.
— Так что же в таком случае хочет сам Мишра? — настаивал Тавнос. — Я имею в виду, Урза может помочь ему основать его собственную школу — если это его цель.
Ашнод покачала головой:
— Фалладжи не умеют принимать — они не принимают ни помощи, ни подарков, они сами берут то, что хотят. Силой оружия, хитростью, деньгами или как-то иначе. Покойный вождь это понимал, в отличие, как мне кажется, от вашей драгоценной королевы Кайлы.
Тавнос нахмурился:
— Но Мишра — не фалладжи. Он аргивянин, как и Урза.
Ашнод отмахнулась:
— Мишра много лет прожил среди фалладжи, он стал их предводителем. Он понимает их лучше, чем Урза понимает иотийцев. Нет, в глубине души Мишра завидует брату и желает обладать тем, чем владеет тот.
Тавнос вспомнил свой утренний разговор с Кайлой.
— Речь идет о камне.
Ашнод кивнула:
— Да, о камне. Мишра сказал мне, что тот, который у него, — часть большого камня, который треснул пополам по вине его брата. Клянусь, Урза говорил тебе то же самое.
Тавнос замялся, ему было неловко.
— Мы никогда не говорили об этом, а спросить я постеснялся.
— Как же ты боишься хозяина! — взмахнула руками Ашнод. — Да, Мишра завидует брату, но на самом деле ему нужен лишь его камень.
— Неужели он так дорого стоит, что за него отдают Полосу мечей? — спросил Тавнос.
— Он стоит того, чтобы предложить за него Полосу мечей, — рассмеялась Ашнод. — Фалладжи сами берут то, что хотят, я уже говорила тебе, И если все сложилось удачно, Мишра уже все получил.
В то же мгновение Ашнод поняла, что сболтнула лишнее. Она закрыла рот рукой, помолчала, затем продолжила:
— Ничего больше не могу сказать. Понимаешь, дипломатические секреты, все такое. Думаю, нам пора пойти к дракону.
Тавнос поднялся. В голове пронеслись события прошедшего дня. Он вспомнил, как встретил Кайлу в «голубятне». Вспомнил, как она ухаживала за Урзой на пиру, несмотря на недавнюю ссору. Вспомнил, как она попросила его не беспокоить Урзу и не заходить в «голубятню». Вспомнил, как она сказала, что им обоим нужно отправляться по своим делам.