Мэндрейк прокашлялся.
— Ну что ж. К делу. Госпожа Пайпер, для начала разберёмся с рутинными докладами. Будьте так любезны, активируйте индикатор присутствия!
Госпожа Пайпер произнесла краткое заклинание. Свечи, стоявшие по периметру двух меньших пентаклей, тотчас замерцали, к потолку потянулись струйки дыма. Хлопья благовоний в стоящих рядом горшочках зашевелились. В двух других кругах все осталось как было.
— Пурип и Фританг, — доложила госпожа Пайпер.
Волшебник кивнул.
— Сначала Пурип.
Он громко произнёс приказ. Свечи в крайнем левом пентакле ярко вспыхнули, и в центре круга появилась тошнотворно мерцающая фигура. Она имела облик человека в респектабельном костюме с тёмно-синим галстуком. Фигура коротко кивнула в сторону стола и замерла в ожидании.
— Напомните мне, — сказал Мэндрейк.
Госпожа Пайпер краем глаза заглянула в свои бумаги.
— Пурип наблюдал за реакцией на наши боевые листки и иную пропаганду, — сказала она. — Следил за настроениями простолюдинов.
— Хорошо. Пурип, что ты видел? Говори.
Демон слегка поклонился.
— Ничего особенно нового я доложить не могу. Народ подобен стаду коров на лугах Ганга: он заморен, но смирен, непривычен к переменам или самостоятельному мышлению. Однако же война давит им на мозги, и сдается мне, что в народе распространяется недовольство. Они покупают ваши боевые листки, равно как и ваши газеты, но без удовольствия. Это их не удовлетворяет.
Волшебник нахмурился.
— В чем же проявляется это недовольство?
— Я определяю это по тому, как они замыкаются в себе, видя ваших полицейских. Как леденеют их глаза, когда они проходят мимо палаток вербовщиков. Я зрю, как оно безмолвно растёт вместе с кипами цветов у дверей осиротевших. Большинство не проявляют его открыто, однако гнев, вызванный войной и действиями правительства, нарастает.
— Это все слова, — возразил Мэндрейк. — Покажи мне что-нибудь осязаемое!
Демон пожал плечами и улыбнулся.
— Революция неосязаема — по крайней мере, поначалу. Простолюдины даже почти не знают о том, что это такое, однако же они вдыхают её во сне и вбирают её с каждым глотком воды.
— Хватит с меня твоих шарад. Продолжай работу.
Волшебник щёлкнул пальцами. Демон в своем круге подпрыгнул и исчез. Мэндрейк покачал головой.
— Почти бесполезен! Ну, посмотрим, что предложит нам Фританг.
Новый приказ; на этот раз вспыхнул второй круг. В облаке воскурений появился другой демон — низенький, пузатенький джентльмен с круглой красной физиономией и жалобным взглядом. Он стоял, возбужденно моргая на ярком свету.
— Наконец-то! — воскликнул демон. — У меня ужасные вести! Я не мог ждать ни секунды!
Мэндрейк слишком давно и слишком хорошо знал Фританга.
— Насколько я понимаю, — медленно произнёс он, — ты патрулировал доки в поисках шпионов. Твои новости имеют к этому какое-то отношение?
Пауза.
— Косвенное — да… — промямлил демон.
Мэндрейк вздохнул.
— Ну, выкладывай.
— Я выполнял ваш приказ, — начал Фританг, — когда — о, ужасающее воспоминание! — когда моё прикрытие было разоблачено. Вот как это вышло. Я вел наблюдение в винной лавке. Когда я выходил наружу, меня окружила толпа уличных сорванцов, некоторые из них были мне буквально по колено. Я был в обличье лакея и тихо шёл по своим делам. Я не издавал громких звуков и не делал экстравагантных жестов. И тем не менее меня выделили в толпе и обстреляли залпом из пятнадцати яиц, большая часть которых была пущена с большой силой.
— В каком именно обличье ты пребывал? Быть может, оно само по себе спровоцировало нападение.
— Да вот в таком же, как и сейчас. Седовласый, трезвый, с уверенной походкой, воплощение скучной добродетели.
— Ну, очевидно, юным негодяям приспичило напасть именно на такого человека. Тебе просто не повезло, только и всего.
Глаза Фританга расширились, ноздри раздулись.
— Нет-нет, дело не только в этом! Они знали, кто я такой!
— Они знали, что ты демон? — Мэндрейк скептически смахнул пылинку с рукава. — С чего ты взял?
— Мои подозрения пробудило то, что они повторяли: «Убирайся, убирайся, мерзкий демон! Ты гадкий, и твой жёлтый гребень так противно болтается!»
— В самом деле? Да, это действительно интересно…
Волшебник пристально всмотрелся в Фританга сквозь свои линзы.
— Но где же этот гребень? Лично я его не вижу.
Демон указал в воздух у себя над головой.
— Это оттого, что вы не видите шестого и седьмого планов. На этих уровнях мой гребень действительно бросается в глаза. Он ярок, как подсолнух. И должен заметить, что он вовсе не болтается. Конечно, в плену он слегка поник, но…
— Шестой и седьмой планы… И ты точно уверен, что ни на миг не показал из-под личины своего истинного облика? Да-да! — Мэндрейк вскинул руку, поскольку демон энергично запротестовал. — Ты прав. Я тебе верю. Спасибо за информацию. Наверняка ты захочешь отдохнуть после этого обстрела яйцами. Ступай! Пока можешь быть свободен.
Фританг радостно взвыл и исчез, ввинтившись в центр пентакля, как будто его всосало в слив раковины. Мэндрейк и госпожа Пайпер переглянулись.
— Ещё один случай, — сказала госпожа Пайпер. — И снова дети.
— Хм… — Волшебник откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову. — Проверьте, сколько всего было подобных случаев. Придётся отозвать демонов из Кента.
Он подался вперёд, положил локти на стол и вполголоса произнёс заклинание. Госпожа Пайпер встала и подошла к шкафу, стоящему на краю большого пентакля. Открыв верхний ящик, она достала пухлую матерчатую папку. Потом вернулась на своё место, сняла резинку, которой была стянута папка, и принялась быстро листать находящиеся внутри документы. Заклинание завершилось, потянуло жасмином и шиповником. В крайнем правом пентакле появилась громоздкая фигура — великан с белокурыми, хитро заплетенными волосами и единственным сверкающим глазом. Госпожа Пайпер продолжала листать документы.
Великан отвесил низкий, изысканный поклон.
— Хозяин, приветствую тебя кровью твоих врагов, их криками и жалобами! Победа за нами!
Мэндрейк вскинул бровь.
— Итак, вы прогнали их прочь.
Циклоп кивнул.
— Они бежали, точно мыши перед львом. Иногда даже буквально.
— Ну да. Этого и следовало ожидать. Но удалось ли вам взять в плен хоть кого-то?
— Мы перебили многих. Слышали бы вы, как они визжали! Земля содрогалась от топота копыт обращенных в бегство.