– Стоп, Шабазз! – Марлен подняла руку. – Даже не заикайся.

* * *

Алехандро оперся на дверь своей квартиры и вставил ключ в замок. Показав средний палец полицейской машине без мигалки, он вошел в свой береговой домик и стал снимать пиджак. Все летело кувырком. Все наперекосяк. Карлос метался, готовый начать войну на три фронта – обвиняя поочередно азиатов, русских, доминиканцев и даже, может быть, ямайцев, причем без убедительных доказательств, а людей для войны – раз-два и обчелся. Ребят нельзя похоронить, пока полиция не закончит возиться, а тогда – в закрытом гробу каждого. Нет, это не жизнь.

Исполнясь отвращения, он прошел через холл, слушая эхо собственных шагов по испанскому кафелю. Денег уже заработали, со дна поднялись. Можно бы теперь стать легальными бизнесменами и горячим не заниматься, но Карлосу мало власти, мало территории.

Пройдя через гостиную к личному бару, Алехандро налил себе выпить и остановился у стеклянной двери, ведущей на террасу. Взгляд его был устремлен к горизонту. Впереди был пляж, слева бассейн, справа джакузи, а позади – белое на белом, повсюду кожа, стереосистема – умереть не встать, а наверху, в спальне, отличная телка. Он как следует приложился к стакану, наслаждаясь обжигающими горло парами пятидесятилетнего скотча.

Так и жизнь – сладкая горечь. Сняв галстук, Алехандро бросил его, не оборачиваясь, на кофейный столик. Было время, когда он и мечтать не мог завести галстук за семьдесят пять баксов, не говоря уже обо всем прочем. И теперь Карлос хочет начать войну? На кой черт? Двоюродный брат и лучшие друзья все равно погибли. Нет, хватит. Он участвовать не будет.

Алехандро допил скотч, поглядел задумчиво на звезды, потом вытащил из кармана брюк пакетик и вдохнул дозу, ощущая жалящий наркотик в носовых ходах, жгучую горечь у корня языка. Хороший продукт.

Он крякнул, прочищая горло, поставил стакан рядом с галстуком и направился в спальню. Хотелось надеяться, что София не спит и не начнет пилить. Сегодня ему это совсем не надо – а надо как следует поиметься и заснуть.

Слава Богу. София мирно спала на боку. В темноте все равно было видно, что под простыней на ней ничего нет. Глянув на нее, Алехандро начал раздеваться. Подойдя к креслу, он сбросил кожаные сандалии и начал расстегивать пояс, когда она заворочалась.

– Как хорошо, что ты сегодня рано, – шепнула она.

– Я тоже рад, – отозвался он, отметив, что голос ее звучит необычно ласково. Вот почему он ее держал возле себя: умеет девушка понимать настроение мужчины.

Он подошел к кровати, сел, скинул брюки и положил мобильник на ночной столик. Она погладила ему спину, и Алехандро закрыл глаза. Господи, до чего же хорошие у нее руки, и дыхание на щеке такое теплое. Все мышцы расслаблялись под ее тихой лаской.

– Ложись, родненький, – прошептала она. – Сегодня тебе все равно всех проблем не решить.

Он накрыл ее руку у себя на плече, все еще не открывая глаз, ощущая под ладонью мягкость ее кожи.

– Знаю. Там снаружи сидят копы, а Карлос... ладно. Слишком много сейчас всякого творится, но ты мне поможешь обо всем забыть.

Кровать шевельнулась – это она подвинулась ближе.

– Сними это украшение, миленький.

Дыхание у нее стало прерывистым, голос томным, исполненным желания – да, поэтому он ее при себе и держит.

– Я крест никогда не снимаю, – ответил он машинально, ощущая ее поцелуи вдоль позвоночника, от которых пронимала дрожь. Ах, как это у нее получается! Тело его уже было готово для нее от одной мысли об этом.

– Я не хочу его сломать, когда на тебя насяду, – засмеялась она грудным смехом.

– Ты думаешь, будто сможешь так раскачать мой мир, что цепь порвется? – засмеялся он в ответ.

– Сам увидишь – тебе судить. Я знаю, что он для тебя много значит, потому что тебе его дал брат, когда ты вступил в его команду... но если хочешь увидеть все, на что я способна, сними его. Если хочешь.

Он улыбнулся, приподнялся, чтобы дотянуться до замка, и расстегнул цепочку. Не глядя, бросил серебряное украшение на ночной столик.

– Я, знаешь, не для каждой это сделал бы.

– Знаю и тем более ценю.

Он повернулся на спину, улыбаясь этому красивому лицу, а она села на него верхом. Луна, светящая в окно, облекла ее ореолом, как у ангела. Влажная и жаркая женщина охватила его, и глаза у него закатились. Он задрожал, когда она задвигалась по нему низким кольцом-жерновом.

– Ну-ну, посмотрим, на что ты способна, – проговорил он, любуясь ее обнаженными грудями, чуть подрагивающими каждый раз, когда она совершала свое круговое движение.

– А вот увидишь, – усмехнулась она, запрокидывая голову.

– Ага, давай! – выдохнул он.

Глаза его сощурились в щелки, он глянул, как она скачет на нем в зеркальной стене возле кровати, – и застыл.

Где отражение?

Крик застрял у него в глотке, когда он увидел, как голова ее метнулась вперед и рот раскрылся широко, а челюсть вывалилась из суставов. Пальцы впились в его тело, наманикюренные ноготки превратились во втяжные когти, железной хваткой вцепившиеся ему в плечи. Член сдавила скользкая слизистая каверна, кислота стала разъедать кожу в паху. От страшной боли он впал в шок, затрясся и стал ловить ртом воздух, вытаращив глаза. Безмолвный крик душил его, а у нее из десен вырвались здоровенные резцы, как мерзкие плоды из лона.

Она улыбнулась. Кислотная слюна капала с клыков, обжигая грудь Алехандро. Зрачки женщины покраснели, форма глаз изменилась, они превратились в щели... а откуда-то из груди донеслось низкое рычание.

– А вот увидишь, – прошипела сидящая на нем тварь, медленно наклоняясь к нему. – Приведи мне своего брата. У меня есть долг, который надо уладить с Фаллоном Нюитом, и ты здесь подходишь лучше всего. Мне нужен Карлос. Я на нем тоже вот так прокачусь.

Последним звуком, который слышал Алехандро, был его вопль о пощаде. Затем из горла вырвали кадык.

Глава 8

Где-то далеко звонил телефон. Этот звук будто сверлил дыру у нее в черепе, и Дамали перевернулась на живот, зажав голову подушкой, закрываясь и от звука, и от солнца.

Судя по положению этого самого солнца, полдень давно миновал. Волчий голод гнал Дамали из кровати, а еще – быстрые шаги в холле. Судя по тяжести и по частоте шага, это была Марлен. У Дамали в желудке заурчало. Чего-нибудь солененького. Чипсов. Карбонатику. К черту сегодня здоровую еду!

Она встала, обхватив голову, и нашла свою заначку. От звука разрываемого пакета голова снова чуть не раскололась от виска до виска. Такого похмелья Дамали не знала никогда в жизни. Даже после дерьмового виски, когда она в отрочестве попробовала пить, такого не было. Ну и ну.

Дверь открылась, и Дамали сжалась, засунув в рот пригоршню чипсов. Хруст их во рту породил жалящие лучики света под крепко сжатыми веками. Марлен вдохнула, чтобы заговорить, – и этот звук тоже пронзил мозг, словно нож. Дамали подняла руку, защищаясь, и от боли слезы потекли по щекам.