– Ты глуп, – высокомерно произнес Автандил. – Ты сейчас сам в палату номер шесть попадешь...
– Он доктор, – сказала я.
– Какой же он доктор? – удивился Автандил. – Он...
В это время Вадим Петрович ударил его в грудь. Автандил удивился еще больше и тоже толкнул Вадима Петровича – словно пробуя того на крепость.
Смотреть на это безобразие было противно, но у меня как будто ноги приросли к асфальту, я не могла сдвинуться с места. Надо было убежать, уйти, но я стояла и смотрела, как бьют Вадима Петровича, и мне ни капельки его не было жаль, я только хотела, чтобы Автандил в следующий раз ударил посильнее...
И в этот момент из-за угла вынырнула машина с синей полосой на боку. «Милиция!» – с обывательским ужасом подумала я, но не сдвинулась с места. На дерущихся появление милицейской машины не произвело никакого впечатления.
Хлопнула дверца, и из нее вылез очень милый молодой человек с нежнейшим румянцем, четыре аккуратные маленькие звездочки блеснули на его погонах.
– Так-так! – с удовольствием произнес он. – И что же я вижу? А вижу я гражданина Кирюшина Вадима Петровича, который грубо нарушает общественный порядок, так сказать... Злостное хулиганство – а, гражданин Кирюшин?
В это время мой отчим изо всех сил треснул Автандила в грудь, а тот незамедлительно ответил ударом ему в левое плечо. Странно, но Машиного жениха страж порядка словно не замечал, из чего я сделала вывод, что за драку будет отвечать только Вадим Петрович.
– Гражданин Кирюшин, у нас уже был с вами разговор? – все с тем же удовольствием произнес страж порядка. – С этого момента вы заканчиваете свое беззаботное пребывание в нашем славном городе...
Автандил, размахнувшись, саданул Вадима Петровича в скулу – и тот, потеряв равновесие, упал на асфальт. Милиционер по-прежнему не обращал внимания на Автандила. «Сращивание мафиозных и силовых структур», – мелькнул в голове газетный заголовок, но не это меня в данный момент беспокоило. Беспокоило то, что Вадим Петрович лежал на пыльном сухом асфальте и смотрел таким измученным, исступленным взглядом, что стало понятно – ради меня он готов на все.
– И милость к падшим призывал... – пробормотала я.
– Что? – обернулся ко мне милиционер.
– Вы... вы тот самый, к которому ходила моя тетя? – бросилась я к нему. – Моя тетя – Зинаида Кирилловна...
– А вы, я так понимаю, ее племянница, Оля? – с радостью произнес милиционер. – Капитан Фоменко! Ничего, девушка, не переживайте, мы сейчас с этим голубчиком разберемся. Я так понимаю, гражданин Кирюшин мирным гражданам жить мешает? Что ж, повод для оформления есть! Вы так и передайте вашей тете...
– Нет-нет! – воскликнула я. – Ради бога, не надо никого оформлять!
– Не понял? – впал в задумчивость капитан Фоменко.
Автандил в это время раздумывал, ударить ли ногой лежащего, и в его душе явно боролись противоречивые чувства.
– И вы тоже... – бросилась я к Автандилу. – Не надо его трогать!
– А говорила – конь в пальто, – с обидой, мрачно произнес тот. – Вот и пойми вас, женщин!
– Пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста! – заметалась я от Автандила к капитану Фоменко. – Давайте разойдемся и забудем про этот эпизод.
– Однако же я обещал Зинаиде Кирилловне, моей любимой учительнице... – с обидой начал капитан, но я с жаром перебила его:
– Зинаида Кирилловна целиком и полностью слушается меня, а я не хочу, чтобы вы его арестовывали! – Я указала на встающего на ноги Вадима Петровича.
– Оля, вы уверены? – строго спросил капитан. – Ваша тетя говорила мне...
– Нет! – взвизгнула я и залилась таким потоком слез, что все трое присутствующих мужчин вмиг оторопели. Капитан Фоменко нахмурился – он, видимо, подумал о том, как его любимая учительница отреагирует на то, что ее племянницу довели до слез.
– Ладно, – вздохнул он. – Но если что... обращайтесь. Прецедент был, мы этого типа быстро оформим.
Автандил сплюнул и полез в свою «Волгу», бросив на меня напоследок мрачный, жгучий взор – пострашнее чилийского перца...
– Оленька... – пробормотал Вадим Петрович, приблизившись ко мне. Его слегка пошатывало, но вид он имел исступленный.
Капитан Фоменко наблюдал за нами, опершись о раскрытую дверцу милицейской машины, – кажется, он желал убедиться в правильности своего поступка. Наверное, в Москве такой сцены быть не могло – но тем и хороша провинция, где простота и непринужденность нравов, где каждый друг друга знает и где закон отступает перед знакомством...
– Молчите! – зашипела я Вадиму Петровичу в ухо. – Молчите и не трогайте меня! Сейчас он уедет, и мы спокойно разойдемся в разные стороны.
– Оленька...
– Тихо! Только не думайте, что я вас пожалела, – я вас как ненавидела, так и ненавижу... просто вы должны понять – как человек, раз и навсегда понять...
– Я тебя так люблю, – сказал Вадим Петрович. – И мне уже все равно. Нет, мне не все равно! Когда я вижу, что к тебе приближается какой-то мужчина, когда я вижу, что он пытается прикоснуться к тебе, у меня словно бы заклинивает что-то в мозгах...
Он стоял передо мной весь в пыли, с кровоподтеком под глазом, какой-то странный – не старый и не молодой, человек без возраста, мумия, и страдальческая улыбка кривила его губы, распухшие после выяснения отношений с Автандилом (хотя что они там выясняли, я своим женским умом так до конца и не поняла).
– Идемте, – сказала я, – капитан Фоменко, я вижу, так просто не отстанет.
Я хотела потянуть за локоть Вадима Петровича, но так и не решилась это сделать, лишь взмахнула рукой, словно ловя что-то в воздухе.
– Идемте, – повторила я, ловя себя на том, что мне как будто... жалко? Да, жалко этого человека.
Мы тихонько побрели по улице. Капитан Фоменко продолжал наблюдать за нами. «Интересно, расскажет ли он тетке об этом моем акте милосердия? Впрочем, все равно. «И милость к падшим призывал...» Что за гуманистические настроения вдруг меня охватили...»
– Куда мы идем? – с улыбкой спросил Вадим Петрович. – К тебе?
– Нет, – отрывисто сказала я.
– Ко мне?
– Послушайте... – разозлилась я. – Вы так ничего и не поняли? Я иду к себе, а вам надо к себе. И мой вам совет – уезжайте из этого города, достаточно любого пустяка, чтобы власти придрались к вам и предприняли карательные меры...
– Это твоя тетя постаралась? – кротко спросил Вадим Петрович.
– Да. А что – моя тетя? Она действует из самых лучших побуждений, она стремится защитить меня... Тут все друг друга знают, тут все хотят помочь друг другу, а про вас известно, что вы негодяй и растлитель... – меня уже несло. – Вот представьте себе – пропадет какая-нибудь маленькая девочка... допустим, даже не пропадет, а свалится в открытый колодец где-нибудь на пустыре. Ее будут искать, и что первым делом подумают? Что приезжий негодяй и растлитель Кирюшин Вадим Петрович...