Человек, приютивший Веронику, говорил очень просто и спокойно.
– Сейчас, только посижу минуту, отдохну… – Вероника без сил опустилась на деревянный табурет. С капюшона на лоб стекала вода.
Немного переведя дыхание, она огляделась. Просторная комната, в одном углу рабочий стол, какие-то инструменты, большая лупа, тиски… Мебели – минимум, но все очень добротное, качественное.
Хозяин вернулся с ворохом теплых вещей.
– Вот, переодевайтесь, я не смотрю…
– Как вас зовут?
– Федор.
– Спасибо, Федор… – в изнеможении выдохнула Вероника.
Стоя к ней спиной, хозяин копался в недрах буфета.
Потом распрямился, держа в руках бутылку и толстостенную, основательную рюмку.
– Переоделись? – в три четверти повернувшись, спросил он.
– Нет еще, – сказала Вероника.
Сколько Федору лет – определить было невозможно. Тридцать? Пятьдесят? Длинные, чуть вьющиеся светло-русые волосы, борода. Мужик! Джинсы, в них заправлена клетчатая рубаха. Высокий… Не толстый, не худой. Спина прямая, ноги ровные, длинные.
Вероника уставилась на Федора, вернее, на его спину, ноги и (пардон) филейную часть. Как недавно открыла она для себя – именно эти линии мужского тела больше всего завораживали ее. Смешно, глупо, даже неприлично… Кандидат медицинских наук, интеллигентная женщина, сорок лет скоро – а куда пялиться повадилась!
Это все из-за Клима. Вот он, ее идеал мужчины, когда-то впитавшийся в ее юное, неокрепшее сознание – ничем теперь и не вытравить…
Ноги у мужчины должны быть длинные, прямые. Как столбы. Как столпы, на которых держится мир… Если бы Клим повзрослел, его ноги, спина и все прочее, наверное, выглядели бы точно так же.
– Клим… – вдруг сорвалось с Вероникиных губ. Невольно сорвалось. Конечно, перед ней сейчас был не Клим Иноземцев, а какой-то лесной Федор – но воспоминания о Климе не давали Веронике покоя. Она уже бредила вслух!
Рюмка из рук Федора выпала и покатилась по полу, даже не разбившись. Федор медленно повернулся. Лицо… Ах, если бы у него было еще и лицо Клима!
Но нет. Мужчина, стоявший перед Вероникой, лицом совсем не напоминал Клима Иноземцева. И дело тут не в бороде… Под бородой скрывалась уставшая, бесстрастная (хоть и благожелательная), явно неровная – мужичья физиономия. Чужая. Незнакомая.
«Предчувствую Тебя. Года проходят мимо – всё в облике одном предчувствую Тебя. Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо, и молча жду – тоскуя и любя. Весь горизонт в огне, и близко появленье, но страшно мне: изменишь облик Ты, и дерзкое возбудишь подозренье, сменив в конце привычные черты. О, как паду – и горестно и низко, не одолев смертельныя мечты! Как ясен горизонт! И лучезарность близко. Но страшно мне: изменишь облик Ты».
– Что? – спросил мужчина.
– Простите, – сказала Вероника. – Оговорилась.
Федор поднял с пола рюмку, поставил ее на стол, рядом – бутылку с золотистой жидкостью. Шагнул к Веронике – медленно, неохотно, словно его что-то сдерживало. Присел перед Вероникой на корточки:
– Вы сказали – Клим?
Вероника пожала плечами.
Федор протянул руку и стянул с ее головы капюшон. Вероника представила себя со стороны – мокрые слипшиеся волосы, старомодная лента в волосах, тонкая шея (в последнее время она изрядно отощала – уже не сорок четвертый, а сорок второй, пожалуй…). Ничего соблазнительного.
– Ника, – одними губами произнес мужчина.
В первый момент Вероника не поверила услышанному. Откуда этот человек мог знать ее имя?
– Ника… Это ты?
Разве она говорила ему свое имя?
«О, как паду – и горестно, и низко,
Не одолев смертельныя мечты!..»
Смертельные мечты. Это о ней, о Веронике Одинцовой, домечтавшейся аж до смерти. Вусмерть умечтавшейся.
Какой-то ком в горле… Она сглотнула, потом потянулась пальцами к лицу мужчины. Коснулась его лба, спутавшихся волос.
– Клим…
– Ника…
Все-таки – Он.
Как такое могло быть? Нет, нет, это сон, это все ей снится… Морок, наваждение, галлюцинация!
Приоткрыв рот, мужчина коснулся ее шеи, потом провел пальцами по щеке.
– Нежнее нежного.
– Что?
– У тебя кожа… как раньше. Такая же… Я сидел сзади и смотрел. Я узнал тебя, Ника…
Он. Клим!..
Они стремительно потянулись друг к другу и – обнялись.
Свершилось.
Все ее сны сбылись. Она наконец добилась того, о чем мечтала все эти годы и что даже в снах обрывалось в последнее мгновение.
Они – обнялись.
Вероника беззвучно заплакала. Она еще никогда в жизни не испытывала столь сильных чувств. Даже когда стал выздоравливать Андрей Максимович – она и то так не радовалась.
Они обнимались столь крепко, что обоим было больно.
– Клим, это правда ты?
– Я.
– Ты – Клим Иноземцев?!
– Да.
– Но почему ты назвался Федором?
– Потому что я теперь Федор Федорович Петров – по паспорту. Ника… Господи, Ника. Ника. Ника. Ника…
Он повторил ее имя несколько раз.
– Я искала тебя.
– Но как ты нашла меня?
– Догадалась…
– Ни-ка…
Он уткнулся носом в ее шею.
– Я грязная… Два дня не мылась! – с ужасом прошептала Вероника. Это ж надо – двадцать лет искала Клима, а к торжественной встрече так и не успела подготовиться…
– Ты замерзла… Да что это я! – Он рывком поднял Веронику, сдернул с нее мокрый плащ, бросил его в угол. – Переодевайся, срочно. Я тебе ванну горячую налью. Коньяк на столе.
Он вышел, ступая твердо и прямо.
Вероника быстро, кое-как, переоделась – руки дрожали и не слушались ее. Налила себе коньяка, махнула рюмку, сморщилась…
– Иди, я все приготовил, – вернулся Клим-Федор.
– Я тебя не узнаю… – жалобно произнесла Вероника. – Эта борода…
Он усмехнулся, опустив голову.
– Клим, почему ты пропал?
– Потом поговорим.
– Клим, ну хоть словечко!
Он поднял голову:
– Я убийца, Вероника. Я не пропал, я сбежал. Я трус. Я – иуда.
– Господи, что ты такое говоришь… – Она пришла в ужас.
– Я все тебе расскажу. Но потом. А сейчас тебе надо согреться…
Вероника прошла в ванную, закрыла за собой дверь.