– Не трогал бы ты их на самом деле, предупреждал же Лондон.
– Я и с ним еще разберусь, – неопределенно пообещал Мальгин. – Говорил бы прямо, чем они опасны, а то напустил туману…
Некоторое время он колебался, не зная, куда податься: то ли к Купаве домой, то ли в институт, и выбрал последнее. Решение созрело давно, и следовало расставить точки над «i».
В его кабинете работал Заремба.
Увидев хозяина, он сделался пунцовым, сорвал с головы эмкан и встал, впервые не найдя, что сказать. Так они смотрели друг на друга долгие две секунды, потом Клим сделал жест: освободи место, мол, – и молодой нейрохирург с готовностью отскочил от стола.
Мальгин обошел его, пробежал глазами плывущие по черной гладкой поверхности стола строки, выслушал мысленный рапорт секретаря и сел. Поднял глаза на Зарембу:
– Не выдержал?
– Извини, – буркнул Иван, пряча глаза, потом оживился. – Да и что здесь такого? Ну, поработал с Гиппократом, побеспокоил эм-синхро из твоего ящика…
– Не хитри, Иван, ты искал информацию обо мне, вернее, о «черных кладах».
– Так ведь интересно же! А сам ты молчишь, ничего из тебя…
Клим исподлобья взглянул на Зарембу, и тот, сразу замолчав и побледнев, попятился.
– Т-ты что, Клим?
– Ничего. – Мальгин заставил себя улыбнуться, отметив, как сразу с облегчением, хотя несколько заискивающе, улыбнулся в ответ Заремба. – Ты же знаешь, как я не люблю неоправданного любопытства. Этике тебя учили?
– Больше не буду, клянусь! – Заремба прижал кулаки к груди. – А правда, что у тебя… э-э… расщепление личности? Это Гиппократ сообщил.
– Вздор! – рассердился Мальгин. – Гиппократ такого сообщить не мог, если только не сошел с ума.
– Значит, сошел. – Заремба уже пришел в себя и разговаривал как обычно. – Спроси у него сам, зачем мне возводить напраслину?
Хирург молча натянул эмкан, и Гиппократ сообщил ему все, о чем только что говорил Заремба. Оглушенный, Мальгин посидел несколько секунд, ничего не понимая, покрутил головой, с трудом заставил себя общаться с инком спокойно:
– Кто ввел тебе эту информацию?
– Информация поступила по консорт-линии, адресат неизвестен. Предположительно это служба безопасности.
– Безопасность не ведет себя так грубо.
– Больше у меня ничего нет.
– Когда поступил пакет?
– Вчера в семь вечера.
– Стобецкий знает?
– Естественно. Он интересовался, когда вы планируете выдать информацию «черных кладов».
Мальгин не ответил, сбрасывая эмкан.
– Убедился? – кивнул Заремба на стол. – Когда собираешься устраивать пресс-конференцию? Все обещаешь, обещаешь…
– Я еще не готов, не дави на психику, Иван.
– А почему ты такой хмурый? Давно не видел тебя веселым, ходишь вечно озабоченный… и недобрый.
– Потому что я не обязан все время терпеть самого себя, – проворчал Мальгин. Последние слова Зарембы задели его и заставили задуматься. Недобрым Клим не помнил себя никогда, во всяком случае, никто до этого не бросал ему подобных упреков, и если Иван заметил изменения в его характере, значит, самоконтроля не хватало, да и контроля Харитона тоже. Интересно, при наступлении «фазы черного» он полностью отключается или ведет себя как обычно? Если не считать недоброго взгляда?..
– Все, Иван, мне надо поработать. Кстати, если я тебя оставлю замом, справишься?
Заремба недоверчиво посмотрел на хирурга.
– Справлюсь, конечно, – сказал он с великолепной самоуверенностью как о чем-то само собой разумеющемся. – Не шутишь? В отпуск собрался или еще куда?
– Еще куда. – Мальгин помахал рукой, и Заремба вышел, оглядываясь, сбитый с толку.
Клим, подождав немного и набравшись духу, вызвал кабинет Стобецкого. Некоторое время они смотрели друг на друга. Видимо, Стобецкий только что разговаривал с кем-то, он был оживлен и весел, но при виде хирурга оживление постепенно покинуло его, в лице проглянула озабоченность.
– Готард, мне надо переменить работу.
Глаза директора расширились.
– Что произошло?
– Устал.
Выражение глаз Стобецкого изменилось: недоверие и озабоченность боролись в них с изумлением и недоумением. Клим представил, что творится сейчас в душе застигнутого врасплох директора, и ему самому стало неуютно.
– Устал – это причина для женщины, но не для меня. К тому же ты должен знать, что специалистов такого класса, как ты, можно отпустить только с разрешения Совета.
– Я действительно устал… и больше всего от самого себя, а спасти может только перемена обстановки, смена впечатлений и образа жизни. Хотя бы на время, на полгода, скажем. Хочу наконец найти смысл собственного бытия и вернуть то, что потерял. Связывайся с Советом, придумывай любые причины, но завтра я не выйду.
Стобецкий покачал головой, не сводя пристального взгляда с хирурга, хотел что-то спросить, но с видимым усилием передумал. Помолчав, сказал:
– У тебя нет достойного заместителя.
– Заремба справится.
– Этот мальчишка? У него еще молоко на губах не обсохло. – Стобецкий не выдержал взгляда Мальгина, отвел глаза. – Хирург он хороший, но…
– Он хирург от бога, Готард, и ты это знаешь. Иван справится, не держи парня в запасе.
Разговор достиг точки неловкости, оба чувствовали это, разве что у Стобецкого было что спросить у коллеги, а у Клима нет. И директор все-таки не удержался:
– Это правда, что о тебе сообщил Гиппократ?
– О расщеплении «я»? Правда. Вот тебе и главная причина ухода, – оживился Мальгин. – Мне самому нужен врач.
Взгляд Стобецкого стал подозрительным.
– А не ты ли сам ввел эту информацию, чтобы действовать наверняка?
Мальгин засмеялся.
– Я в такие игры не играю. Хотя мне тоже интересно, кто это сделал и зачем. Прощай.
– Погоди, еще один вопрос. – Черты Стобецкого вдруг потеряли директорскую твердость и властность. – Ты же понимаешь, что мне… нам не безразлично, что с тобой происходит. И чем ты займешься.
– Боишься, что я превращусь в подобие Шаламова? – прищурился Мальгин. – Этого не произойдет. Да, благодаря «черным кладам» я обладаю кое-какими знаниями маатан, равно как и возможностями интрасенса, но никогда не применю эти знания во вред людям. Как и Майкл Лондон, между прочим.
– Но вами интересуется безопасность… – Готард прикусил язык.
– Это их обязанность, ничего удивительного. До связи, директор.
Мальгин выключил виом, оставив Стобецкого с его любопытством и сомнениями. Директор имел право сомневаться, потому что некоторым образом отвечал за хирурга, как за его здоровье, так и за последствия его поступков, однако Мальгин ничем не мог ему помочь.