На третий день похода он попал на планету, спутником которой служил… гигантский человеческий череп! Клим долго не мог поверить глазам, тряс головой и жмурился, однако ночью, когда «череп» размером с земную Луну начинал светиться отраженным светом, эффект настолько потрясал, что не верить ощущениям казалось кощунством. Скорее всего форма спутника этой планеты, почти лишенной атмосферы, рисунок кратеров, долин и горных массивов были просто космическим курьезом, иронией природы, относившейся к человеку без особого восторга, во всяком случае, не как к своему венцу, и все же сходство гигантского куска камня с человеческим черепом поражало воображение.
Следующий объект, где сидел орилоун, был не менее интересен: ажурная коралловая глыба диаметром с планету типа Урана или Нептуна, состоящая с виду из мириад скелетов умерших полипов, однако на самом деле каждый «полип» представлял собой космический корабль наподобие маатанских проникателей, в которых когда-то путешествовали «черные люди». Видимо, когда-то существовал некий суперзавод по выращиванию космолетов, которые использовались по мере созревания, но потом что-то произошло, и хозяева завода перестали забирать готовые машины. В результате процесс стал неуправляем, корабли достигали зрелости и умирали, а на них наслаивались следующие, и длилось это много тысяч лет… Изредка какой-то из «юных» космолетов отрывался от родительского дома и уходил в космос, чтобы превратиться в блуждающую каменно-металлическую гору странных очертаний и навсегда затеряться во тьме. Мальгин, побродив по лабиринтам «коралла», стал свидетелем одного такого старта и пожалел полуживой механизм, обреченный на медленное бесцельное угасание. Строили завод негуманоиды, существа, отличные от всех тех, с кем сталкивался человек в космосе, но агония творения их «рук» затрагивала душу с такой же силой, как если бы завод строили люди.
Встречались уж и вовсе экзотические объекты и миры, где Мальгин просто не мог выйти из метро, потому что для этого требовалось преобразовывать не только тело, но и физическую сущность процессов. Такими были выходы в плоский двумерный мир и даже в многомерные пространства, а однажды встретилась вселенная, теоретически предсказанная сотни лет назад учеными-астрофизиками Хойлом и Нарликаром: эволюция этой странной вселенной происходила не по модели расширения – в ней сжимались атомы, создавая иллюзию расширения самой Вселенной!
Побывал Мальгин и на планете, состоящей из половинок двух разных планет: одна была – сплошной океан с редкими архипелагами островов, другая – оранжево-красная пустыня с еще более редкими озерцами и болотами. Как удалось соединить их, каким ухищрением техники, дознаться было не у кого, но «двойная» планета исправно кружилась вокруг старого красного солнца, показывая ему то океан, то сушу. По экватору ее охватывала стокилометровая полоса голубого тумана, в котором, очевидно, и прятались устройства, соединяющие половинки планет. Орилоун, к которому обратился хирург, был еще жив и на вопрос Клима ответил, что соединены не половинки, а целые планеты, и что туманный обруч по экватору вовсе не туман, а Кольцо Вершителя, однако принципа работы Кольца орилоун не знал. Видимо, Вершители создали нечто вроде мембраны на срезе «сверхструны» – именно так работала и «серая дыра», которую открыл в свое время Шаламов.
Мысли повернули в иное русло, имя Шаламова повело свою ассоциативную цепь, снова всплыли в памяти образы дорогих и близких людей. Мальгин вздрогнул, очнулся, обвел взглядом темный купол утробы орилоуна, стены которого от старости серебрились инеем. Ни один звук не долетал сюда снаружи, темнота и неподвижность орилоуна навевали уныние, едва заметно светился «ледок» мембраны в глубине колодца метро.
Здесь дверь из серебра, из сна, из страсти.
Войди, мечтатель, дверь открыта настежь. [152]
Строки возникли не в голове Мальгина, а как бы перед глазами, постояли, мигнули и расплылись огненными струйками. И Клим внезапно осознал, что в гроте орилоуна он не один.
Темная фигура, замершая в нише у дальней стены грота, шевельнулась, встала на ноги. Человек?! Мальгин не боялся встреч, ни жданных, ни неожиданных, и все же вздох облегчения невольно сорвался с его губ. Он мог поклясться, что, когда он вошел, в гроте никого не было, войти незаметно незнакомец не мог – у Мальгина развилось сторожкое чувство, но факт оставался фактом: он проспал появление гостя.
Незнакомец тихо рассмеялся, откинул капюшон не то плаща, не то сутаны, и взору хирурга предстало морщинистое лицо седоголового мужчины с умным проницательным взглядом и добродушно-ироничной складкой губ. Правда, Мальгину показалось, будто лицо гостя, прежде чем застыть, сформироваться, претерпело несколько мгновенных изменений, и что сразу после того, как упал капюшон, лицо его перестало быть лицом человека.
– О да, – сказал незнакомец тихим, но звучным голосом, в котором проскальзывали вкрадчивые нотки. – Конечно же, я не человек, да и вообще не гуманоид. Но странник, как и вы. Я наблюдаю за вами уже сутки. Нравится путешествовать? Или у вас другая цель?
Мальгин радушно кивнул на складку пола.
– Присядем. Меня зовут Клим Мальгин, а вас?
Незнакомец сел рядом, вполоборота, хотя под плащом не было видно, есть ли у него ноги, руки и седалище. Инфразрение и пси-видение Мальгину не помогли, впечатление было такое, будто фиолетовый, с искрой, плащ непроницаем ни для одного вида энергий. Мало того, Клим не мог пробиться и в пси-сферу пришельца, не видел его пси-ауры – перед глазами стоял ровный серый фон и лишь изредка сквозь этот фон всплывал прозрачный призрак странной фигуры, напоминающей загадочно улыбающегося Будду.
– Мое имя – стершийся иероглиф. – Седой – старцем его назвать было трудно, несмотря на морщины и седину, – улыбнулся. – Зовите меня Странником, Скитальцем или Паломником, это будет соответствовать истине, ибо путешествую я много-много лет. Странствие затягивает, его пьешь, как воду в пустыне, но утолить жажду не можешь.
– Легче подавить первое желание, чем утолить все, что следует за ним.
– Отменно сказано! Ваше наблюдение?
– Нет, древнего земного мудреца [153] . Что касается странствий – у меня есть цель. – Мальгин поколебался и вдруг выложил чужаку всю историю с Шаламовым. – Поэтому я здесь, – закончил он. – Хотя странствие действительно затягивает и, боюсь, может в конце концов стать целью.
Скиталец-Паломник слушал внимательно, кивая изредка, совершенно как человек, и был он мудр и терпелив.
– Еще раз повторюсь – я не человек, – изрек он наконец, – но ваша история мне созвучна, в ней есть искание чего-то бесконечно духовного, не поддающегося определению… как слеза на ресницах ребенка. Если бы еще можно было на этом пути избежать ошибок…
– Возможность ошибки не избавляет нас от необходимости попытки, – пробормотал Мальгин, порыв которого иссяк.
Паломник кивнул, глаза его остро блеснули.