– Нет, нас ждет Ромашин. – Мальгин расслабился.
– Я-то думал… не пойду, иди один.
– Неудобно, просили прийти обоих, хотя и мне непонятно, зачем мы им понадобились.
– Значит, узнали что-то о Маате… или о «черном человеке», крестнике Даниила. Но с другой стороны, могли бы об этом сообщить по видео.
– Гадать положено на кофейной гуще. Поехали, времени в обрез. Кого возьмешь в ПР-группу вместо Хана?
– Зарембу, наверное. Хотя могу и тебя.
Таланов сделал неопределенный жест, словно сомневался в правильности решения хирурга, аккуратно подровнял стопку голубоватых листков, вставая, постучал по ним пальцем:
– Есть кое-какие любопытные данные по информационным шокам, придем обратно – почитаешь. Этим данным лет двести.
По дороге к метро зашли к Стобецкому. Все члены операционной бригады были уже здесь. Карой выглядела, как и всегда, уверенной в себе и подчеркнуто спокойной, однако на взгляд Мальгина ответила, виновато сморщив нос. Внимательный Джума заметил их короткую дуэль взглядов, но никак не прореагировал.
Заремба с эмканом на голове о чем-то спорил со Стобецким, не замечая вошедших. Он по собственной воле снова дежурил у пульта реанимакамеры ночью и тем не менее был свеж и деятелен.
– Клим, скажи ему, – обратился он за помощью к Мальгину, когда тот поздоровался. – Пси-балет сейчас моден, как ни одно из направлений модернкультуры, во всяком случае, сенсмути и саундай [31] до него далеко, как по психоэмоциональному насыщению, так и по силе восприятия. Спорит, а не назвал ни одной конкретной вещи. А «Балладу о вересковом меде» видели?
Мальгин не признавал ценности так называемых элитарных видов искусства, восприятие которых требует специальных познаний и навыков, поэтому он промолчал, хотя «Балладу» в свое время смотрел. Вместе с Купавой.
Перебросившись парой фраз с Каминским и Стобецким – разговаривать, собственно, было не о чем, постоянная компьютерная связь позволяла обходиться минимумом слов, распространяя известия практически мгновенно и всем сразу, – директор института и заведующий отделением нейропроблем проследовали к метро и в одиннадцать ровно вошли в кабинет Ромашина.
Начальник отдела безопасности был не один, в его кабинете медиков ждали еще двое незнакомцев в стандартных кокосах: полусонный на вид толстяк и худощавый брюнет с орлиным носом и щеточкой усов.
– Садитесь, пожалуйста. – Ромашин перевел свой стол-пульт в режим автоответа и по очереди посмотрел на приглашенных. – Вы люди опытные, битые, как говорят, и нет смысла подготавливать вас к тому, что сейчас услышите. Разговор пойдет о вашем пациенте Шаламове, ради которого наша служба пошла на некоторые неординарные меры.
– Минуту, один вопрос, – поднял руку Мальгин. – Вы говорили, что после нашего возвращения с Маата начнется контакт с «черными людьми», подготовленный специалистами ИВК. Как обстоят дела с этим в настоящее время?
Хозяева кабинета переглянулись.
– Никак, – ответил ровным голосом Ромашин. – Все попытки привлечь внимание маатан не привели к успеху. Девять наших зондов-автоматов выявлены маатанами и уничтожены, была попытка атаковать станцию «Эдип-2» с дружиной комиссии по контактам. Даже после нашего с вами вояжа на Маат «черные люди» реагируют на вид хомо сапиенс по-прежнему, то есть не признают в нас равных себе партнеров. И слушать не хотят, и видеть не желают. Ксенопсихологам предстоит еще многое узнать, чтобы найти подход к этим странным существам. Кстати, диапазоны частот компактификации своих космических линий они все-таки сдвинули, катастроф, подобной той, что произошла с «Кентавром», больше не предвидится, но это единственный штрих прогресса.
– Что с тем «черным», которого спас Шаламов?
Ромашин помолчал, глядя на свои сплетенные пальцы.
– Он находится в том же учреждении, где был и раньше. Мы по незнанию назвали учреждение клиникой, но по новым косвенным данным это скорее… – Ромашин поднял ставший на мгновение колючим взгляд, – тюрьма.
Мальгин сжал зубы так, что они заныли.
– Можно было бы догадаться об этом и раньше… и хотя бы перенести его куда-нибудь в другое место, что ли…
Усатый брюнет хмыкнул.
– Какой смысл? Все не так просто, как вы себе представляете. В отношениях «черных людей» между собой столько непонятных нюансов, что разглядывать их можно сто лет. Это самобытная интереснейшая цивилизация негуманоидов, не имеющая себе аналогов в Галактике. Даже цивилизация Орилоуха ближе нам по духу, чем Маат… хотя нет, пожалуй, это я переборщил. А то учреждение, о котором шла речь, тюрьмой, в общем-то, назвать трудно, вернее, только тюрьмой. Это и клиника, и технико-информационный центр, и пинакотека, и нечто вроде отделения вивисекции, и энергоцентр, и собственно тюрьма с первоклассным – по-маатански, конечно, – «кабинетом пыток». Учтите, я ничего не утверждаю, это пока предположения.
– Да, таковы реалии, – тихо сказал Ромашин, не сводя внимательных глаз с Мальгина. – Но вернемся к существу вопроса. Вам ни о чем не говорят такие факты? Первый: ваш пациент, находясь в состоянии комы, неизвестно каким образом научился эффективно влиять на синтез и выделение энкефалинов, то есть освоил приемы волевого обезболивания. Второй: его КЗ [32] достигло восьмисот! Не десять-двадцать, как у нормальных людей, а даже не двести-триста, как у специально тренированного спортсмена, а восемьсот! Что вы об этом думаете?
Мальгин внезапно вспомнил слова Карой о «переходе количества в качество», и неприятный холодок пробежал у него вдоль позвоночника. Очевидно, это отразилось у него на лице, потому что Таланов спросил неприятным голосом:
– Что вы хотите сказать? Я не люблю тонких намеков.
– Хорошо, давайте говорить открыто. Случай с Шаламовым беспрецедентен, и наша служба не могла им не заинтересоваться. Конечно, Даниил Шаламов и в прежней жизни не был суперменом, хотя кое-какие задатки сильной личности у него были. Но сейчас он… нечеловек.
– Чушь! – сердито бросил Таланов. – Извините. Он человек, хотя и с гипертрофированной нервной системой. Обратных доказательств у вас нет.
– Надо уметь смотреть правде в глаза, – скрипучим голосом проговорил молчавший до сих пор толстяк. – Он биоморф, монстр, химера с открытым «синдромом ЧЧ», процесс перерождения его нервной системы зашел так глубоко, что не мог не затронуть личность, интеллект. В его мозгу родились такие сложные психические структуры…
Ромашин приподнял ладонь, толстяк замолчал.
– Простите, я вас не представил. Эфаналитик Делашвили.