– Так где же хозяин? – спросил Мальгин.
– Вы третий, кто об этом спрашивает, – буркнул склонный к прямоте Пантелеймон.
– Утром прилетал какой-то мужчина, – извиняющимся тоном пояснила соседка Гзаронваля. – Суровый такой, глаза такие у него… словно он видит все насквозь. Спрашивал про какую-то Купаву. Потом следом за ним пожаловал вежливый молодой человек. Теперь вы…
Шаламов! Первым, несомненно, был Даниил. А вторым – посыльный Лондона или Ромашина. Опоздал я со своими догадками. Впрочем, это не беда, главное, что Шаламов еще не нашел Купаву, а значит, есть шанс его опередить…
– Простите, а Марсель… э-э, Сеня один уехал? Не знаете, куда? Он не говорил?
Соседи переглянулись.
– Один. – Пантелеймон махнул рукой вдоль улицы. – Оседлал своего «носорога» и умчался. Вообще-то он редко здесь бывает, да и то с компанией.
– Сказал, что его ждут в раю, – добавила женщина, виновато и робко посмотрев на спутника. – Но что он имел в виду, извините, не знаю.
– И за то спасибо, – бодро сказал Мальгин. – Прошу прощения за беспокойство. Всего вам доброго.
– И вам того же! – дружно ответили соседи Гзаронваля-Руцкого.
У калитки Мальгин оглянулся. Все трое смотрели на него: Пантелеймон, задравши майку и почесывая бледный живот, его жена или, может, сестра и дракон с острова Коммодо.
В «раю», повторил про себя Мальгин, чувствуя в душе опустошающую горечь и бессилие. Ждут в «раю». Где он, этот «рай» по-гзаронвальски? Купава, ау!..
«Подожди, мастер, не суетись, – раздался вдруг внутри Мальгина трезвый голос. – Что тебе, собственно, надо? Чего ты так переживаешь за чужую жену? Ты же отрезал ее от себя, с кровью, болью и мукой, но отрезал! Какого ж рожна, спрашивается, тебе от нее надо? Пусть за нее беспокоятся те, кому это положено по службе». – «За нее больше некому беспокоиться, – возразил Мальгин-второй, – сестра не в счет, как и сам Шаламов, и его родичи».
«Есть отдел безопасности, это его работа. Брось свои сентиментальные замашки, игру в благородство, никого не поразишь, никто не оценит. Вчера ты, кажется, думал о другой женщине».
«Если б все было так просто…»
«Не оправдывайся хотя бы перед собой. Карой пришла не к кому-нибудь, а к тебе, и о Джуме ты в тот момент не вспомнил. Вступил на дорогу – иди до конца».
«А шел бы ты сам!» – сказал Мальгин себе-первому с отвращением, оглядываясь на дом Гзаронваля. Ему показалось, что из окна посмотрел ему в спину кто-то угрюмый и неприязненно-враждебный.
В институт идти не хотелось. Вообще никуда не хотелось. Сообщение Зарембы о замене Таланова хотя и взволновало Мальгина, однако думал он сейчас о другом и планов своей дальнейшей судьбы в качестве директора не строил. Поскольку не знал, где искать Гзаронваля, а вместе с ним и Купаву (наверняка она в компании спасателя), то решил прогуляться на Таймыр, посмотреть на орилоунское метро.
Шел пятый час вечера по Москве и девятый – по долготе Таймыра, когда Мальгин вышел из кабины второго таймырского метро в Хатанге (первая станция располагалась в Норильске), ближайшего к океану и к озеру Таймыр, на северной оконечности которого был найден утопленный в землю орилоунский «скелет».
Пока Мальгин искал транспорт, способный доставить его в нужное место, стемнело. Такси так далеко за город не летало, а рейсовый неф уходил в десять по местному времени, так что предстояло провести в Хатанге целых полтора часа; но поскольку Мальгин не любил изнывать от безделья, то и решил погулять вокруг станции метро, не рассчитывая встретить кого-нибудь из знакомых.
Еще дома он несколько раз порывался позвонить Карой, то ли объясниться, то ли просто убедиться, что она есть и не желает его видеть, потом все же нашел в себе силы не звонить. Он не знал, что скажет ей при встрече, а мямлить: «Как дела? Как жизнь? Что собираешься делать вечером?» – не хотел. Каприз судьбы, толкнувший их навстречу друг другу, был непонятен, хотя в глубине души Мальгин чувствовал: всему виной не логика и трезвый расчет и не любовь, может быть, а желание уйти от одиночества, признаться в котором не могли себе ни он, ни Карой. И все же странно, что его снова потянуло к этой женщине, словно в доказательство известной истины: очарование разлуки скоротечно… как и очарование встречи, впрочем. Ведь давно все решено и взвешено: нет в мире второй Купавы… или есть?
«Зато совершенно точно есть Карой, – проговорил знакомый голос внутри Мальгина. – И брось притворяться, что можешь справиться со своим желанием увидеть ее снова. Это было бы, кстати, лучшим выходом из положения. Купава к тебе не вернется, даже если – не дай бог, конечно, – что-то произойдет с Шаламовым, она просто мечется от одиночества, не найдя в себе достаточно сил для поддержки, а один ты – половина пары».
«Но Карой меня не любит, она же сама сказала об этом просто, прямо и открыто…»
«А ты точно знаешь, что такое женская любовь? Ее формула: правда хорошо, а счастье лучше…»
«Я не знал, что ты циник».
«Я – это ты, дорогой мой, но циничного я ничего не сказал, это народная мудрость. Не узнаю тебя, ты стал слишком раздражительным и легко выходишь из равновесия. Неблагополучие души – хуже, чем любая физическая болезнь. Может быть, тебе пора отдохнуть от дел, мастер? Полечиться?»
«Нет, я справлюсь».
«Что ж, хотелось бы верить…»
Клим очнулся и, озираясь, попытался определить, куда его занесли ноги.
По-видимому, он вышел не к центру города, а, наоборот, на окраину. Сзади за деревьями вставало облако света центральной части Хатанги, впереди в сгущающейся темноте вырастали редкие, мозаично светящиеся башни жилых кварталов, соединенные дорожками из хрусталита с зеленовато светящимся покрытием. Чуть вправо виднелась стена какого-то мрачного низкого здания, дорожка огибала его и исчезала за поворотом. Слева начинался пустырь или луг, за которым Мальгин разглядел какие-то неясно очерченные громады, увенчанные вертикальными алыми огнями или гроздьями алых искр. Заинтересовавшись, повернул в ту сторону.
Конечно, он шел по лугу, заросшему невысокой травой, пушицей, цветущей камнеломкой, княженикой и мхом, обошел несколько островков карликовой березы и наткнулся на невидимую в темноте узорчатую металлическую ограду в рост человека. Оглянувшись – не видит ли кто? – подпрыгнул и, помогая руками, перемахнул через ограду на другую сторону.
Тот же луг с теми же цветами и травой, но луговые ароматы здесь не превалировали: все перебивали запахи озона и металла, к которым примешивался тонкий, горьковатый аромат, напомнивший Мальгину космодром.
Первая темная громада высотой в четырехэтажный дом оказалась, как он уже понял, спасательным шлюпом с включенными габаритными огнями, подогнавшим свою форму под формулу «отдых-ожидание». Перед Мальгиным простиралась взлетно-посадочная площадка курьерских коггов. Возле каждой машины торчал «журавль» с «клювом» энергопитания, около некоторых хлопотали многорукие киберпогрузчики, но большинство шлюпов было погружено в сторожкий сон – ожидание тревоги. Лишь у тонкой спицы орбитального лифта на дальнем конце поля, где располагался вокзал и пост управления, то и дело сверкали молнии, с шипением стартовали и садились дежурные машины.