– «Субару», – кивнул Тарасов.
– Увезите меня отсюда!
– С удовольствием.
Длинноволосый, что-то бормочущий себе под нос, наконец разогнулся, ощерился, сунул руку под борт пиджака.
– Эй, ты!..
Тарасов и девушка оглянулись.
– Ты пожалеешь, что связался со мной, пидор! Оставь ее, иначе…
– Идемте, – взял незнакомку под руку Тарасов. – У него временное помутнение рассудка.
Они пошли к двери, навстречу двум молодым парням в белых рубашках с галстуками; это были охранники.
– Выпроводите их, – кивнул назад Тарасов. – Привязались, буянят. Только будьте осторожны, они, похоже, вооружены.
В машине девушка запахнула красивую бело-полосатую шубку из искусственного меха, притихла, прижав к груди кулачки.
Тарасов вырулил на шоссе, направил машину в сторону Кутузовского проспекта.
– Куда едем?
Девушка не сразу отвлеклась от своих невеселых мыслей, тряхнула головой.
– В Гнездники… Большой Гнездниковский, дом десять.
Владислав кинул на спутницу оценивающий взгляд. В центре Москвы по нынешним временам могли себе позволить жить лишь старожилы-москвичи, унаследовавшие жилплощадь, либо состоятельные граждане, бизнесмены, имеющие возможность купить квартиру за весьма солидную сумму.
– Мы недавно туда переехали, – добавила девушка, догадавшись о мыслях спутника. – Всего два года назад. Папа купил трехкомнатную квартиру…
– Кто же ваш папа, если не секрет?
– Директор авиакомпании «Росавиа».
Тарасов хмыкнул.
– Кажется, я зря затеял разборку. Это были ваши телохранители?
– Вы жалеете?
– Ни в коей мере. Не терплю хамского обращения, а тем более с женщинами. Как говорил мой приятель: сам не хам и другому не дам. Однако мне показалось, что тот молодой человек с длинными волосами вел себя не как простой охранник.
Девушка закусила губу, отвернулась.
– Это партнер папы… и мой друг… бывший.
– Друзья себя так не ведут, даже бывшие. Но это к слову. Давайте не будем о грустном. Меня зовут Влади… э-э, Роман, а вас?
Дочь директора авиакомпании «Росавиа» не обратила внимания на обмолвку Тарасова.
– Меня зовут Яна.
– Очень приятно. Учитесь, работаете?
– Закончила МГИМО, работаю в МИДе секретарем-референтом.
– Я примерно так все и представлял. Ну и как работа, нравится?
Яна слегка оживилась.
– В общем, нравится, хотя есть свои плюсы и минусы. Очень мало свободного времени, много встреч, переговоров, аналитических совещаний и бумажной рутины.
– За границей бываете?
– Не часто, но бывала. К сожалению, перспектива роста слабая, поэтому иногда я хандрю.
– Как сегодня?
Яна улыбнулась.
– Нет, сегодня я просто повздорила с…
– Другом.
– Он работает в папиной фирме, и папа хочет, чтобы я… вышла за него замуж.
– А вы?
– А я не хочу!
– Полностью на вашей стороне. Я бы тоже не вышел за него замуж.
Яна снова улыбнулась, оценив способность спутника шутить.
– Ну а вы кто? Где работаете? Случайно не в спецназе? Уж больно лихо вы справились с телохранителями Геннадия.
– Так это были не ваши телохраны, а его?
– Конечно. Мне-то они зачем?
– Как я сразу не понял? Что ж, это совсем другой расклад. Одно дело – обижать ваших приятелей или охранников, другое – приятелей постороннего лица. А то у меня кошки на душе скребли. Не люблю конфликтных ситуаций, которые надо разрешать силовым путем. С другой стороны, такие амбалы понимают только силу, вежливость они воспринимают как проявление слабости. Что касается вашего предположения, то отдаю должное вашей проницательности: я действительно работаю в спецназе. Однако не спрашивайте – в каком, наша служба не любит утечек информации.
– Мне знакомы многие офицеры из ФСБ – через папу.
– Нет, я не служу в ФСБ. – Тарасов вспомнил изречение: если хочешь выглядеть умным в глазах женщины – заставь ее говорить. – Обычная рутинная служба, с частыми командировками, но тихая и спокойная. Как зовут вашего отца?
– Виталий Евгеньевич Гладышев.
– Кажется, я слышал эту фамилию. А маму?
– Мама – Галина Ивановна, работает в рекламной компании «Русь». Она у меня очень занятая женщина, я ее вижу реже, чем отца. Кстати, ее подруга – вице-спикер Госдумы Любовь Плиска.
– Слышал, – кивнул Тарасов. – Крутая женщина. Я гляжу, у вас суперсовременная бизнес-семья.
– Это следует понимать как порицание?
– Отнюдь. Ведь ваши родители достигли своего положения самостоятельно? Головой, руками, убеждениями, работой. За что же их осуждать? Это только люмпены считают, из зависти, что все богатые люди – бандиты, ворюги и коррупционеры. Я прекрасно знаю, что такое – работать директором крупной компании или менеджером.
Яна задумчиво посмотрела на профиль Тарасова, ведущего машину с обманчивой небрежностью профессионала.
– Вы странный…
– Чем же? – удивился он.
– Из моих знакомых никто не рассуждает так…
– Занудно?
– Здраво.
– Спасибо. Вот и ваш Большой Гнездниковский. Иногда я проезжаю мимо, теперь буду проезжать медленней. Как получилось, что вы переехали именно сюда? Кстати, откуда?
– Из старой шестнадцатиэтажки на Рогова. А почему именно сюда – это вопрос к папе. Хотя мне здесь нравится.
– Дом-то, по-моему, тоже довольно старый.
– Не старый, а старинный. Его построили в прошлом веке, в тысяча девятьсот четырнадцатом году, по проекту архитектора Эрнста-Рихарда Нирнзее. В те времена этот дом был самым большим во всей Москве. У него интересная коридорная система – заблудиться можно, да и форма окон необычная, видите? А на крыше устроена площадка для увеселений. Правда, сейчас ею никто не пользуется.
– Откуда вы так хорошо знаете историю дома?
– Я познакомилась с соседями, они старожилы, знают все обо всем. – Яна взялась за ручку дверцы. – Спасибо вам за помощь, Роман. Вы меня выручили. Только будьте осторожны, Геннадий считает себя птицей высокого полета и не прощает оскорблений.
– Переживу, – улыбнулся Тарасов. – А вы тоже считаете его птицей высокого полета?
Яна задержала на его лице задумчивый взгляд.
– Нет, я так не считаю. Но папа ему доверяет во всех делах. До свидания, и еще раз спасибо.