Он был короткостриженый худенький блондин, в мочке его правого уха Никита заметил крошечную мельхиоровую серьгу с поддельной жемчужиной.
— Денис, слышишь меня? — спросила заведующая. — К тебе пришли из милиции...
Тон был уже не прокурорским. Мягким, почти нежным. Таким тоном женщины дают согласие на самые смелые мужские предложения. И по тому, как эта врачиха говорила с раненым, Никита понял: Маслов — не жилец.
— Свет глаза режет... — прошептал Маслов. Голос его не был слабым, только очень-очень тихим. — Штору задерните, пожалуйста.
Врач отошла к окну.
— Денис, кто тебя ранил? — Никита осторожно придвинул стул к кровати. В приемном покое ему дали халат — голубую распашонку, завязывающуюся на спине. При каждом его движении она трещала по швам.
— Я его не знаю... Я тачку ловил... Он остановился. Я сел к нему. Он засмеялся, сказал мне... И вдруг ударил меня в лицо... А я... там наручники! — Маслов дернулся, рука его зашарила по простыне. — Один не защелкнулся... Я вырвался, выпрыгнул на ходу. Упал, ударился... Он вышел из машины и начал бить меня ногами, потом ножом ударил раз, потом еще...
— Лежачего?
— Да.
— Что за машина была? Марка?
— Темная «десятка»... Кажется, «десятка»...
— Где ты сел в машину? На Варшавском шоссе? Откуда ты возвращался? Ты его запомнил? Того, кто на тебя напал?
Маслов смотрел на Колосова... Быстрые мягкие шаги — Никита оглянулся: заведующая ринулась к кровати, махнула рукой: все, достаточно, немедленно уходите! Из ординаторской бежали медсестра, анестезиолог. Никита увидел, как в углу губ Маслова показалась тоненькая струйка крови. Потекла по подбородку.
Он провел в больнице еще час. Маслова снова увезли в хирургическое отделение. Никита ждал результатов. Медсестра в процедурном кабинете сменила и ему повязку на сгибе локтя — заставила сидеть, приложив кулак к плечу, согнув руку: «Если начнете энергично двигаться, кровотечение может возобновиться».
От столь частого упоминания и вида крови в этих скорбных стенах Никита чувствовал липкую тошноту. А ведь прежде никогда на нервы не жаловался и перед «красным» на местах происшествий не пасовал.
О Маслове ему подтвердили: состояние ухудшилось. Звоните в приемный покой — будут новости, известим. Тон врача, однако, был безнадежен.
Из клиники Колосов снова вернулся в отделение милиции — получалась уж совсем какая-то чехарда. Местный следственный отдел уже возбудил уголовное дело по статье «причинение тяжкого вреда здоровью». Дежурный следователь и сотрудники розыска уехали... в больницу допрашивать потерпевшего. Никита разминулся с ними в бронированных дверях.
Можно было, конечно, убираться на Никитский, ждать результатов там. Но Никита не уезжал из отделения. В четыре снова связался с клиникой. Ему ответили: больной Маслов умер во время операции.
«Вот и все, — подумал Колосов. — Конец».
Но это еще не был конец. Поступило сообщение об угоне автомашины — «Жигулей» десятой модели цвета «баклажан» с Днепропетровской улицы. И почти одновременно с поступлением заявления об угоне пришла информация, что машину обнаружил патруль ГИБДД на Втором Дорожном проезде. Все это был район Варшавки, примыкающий к огромному муравейнику — Чертанову.
Владельца «Жигулей» сразу же доставили в отделение. Им оказался некто Михаил Любарский, шестидесяти пяти лет, профессор МЮИ, «Десятка», по его словам, принадлежала его дочери, находящейся в отпуске в Крыму. Старик обнаружил пропажу машины только в средине дня, потому что утром торопился принимать экзамен.
Колосов вместе с дежурной группой выехал на осмотр машины. В дела москвичей он не вмешивался, просто наблюдал со стороны за их работой. Внешне все выглядело как обычный классический угон: видавшая виды «десятка» была оборудована допотопной сигнализацией. Вырубить такую мог и дефективный. Ключей угонщику не потребовалось. Он соединил провода зажигания напрямую. Дело, известное многим со школьной скамьи.
Следов крови или борьбы в салоне не обнаружили. Отпечатки пальцев имелись в избытке. Но чьи? У профессора Любарского в отделении, к его великому негодованию, «откатали пальцы». Эксперт должен был ехать и в морг «откатывать» — тело Дениса Маслова увезли туда. А владелица машины, дочь Любарского, находящаяся в отпуске в Алуште, в ближайший месяц была недосягаема для «откатки». Не было абсолютно никакой ясности, та ли это машина, в которой было совершено нападение. Колосов пока не хотел делать из этого происшествия никаких выводов.
Но он не мог забыть этого парня, которого увидел в Последние мгновения его жизни. Отчего-то не верилось, что этот мальчик с его сережкой-жемчужинкой в ухе уже мертв, уже труп.
Они пока что ничего не знали о нем. Ничего. Только... Измученное избитое лицо... Маслову нанесли жестокие побои. Кулаком или кастетом? Если кастетом, то... кастет утраивает силу удара. А это может означать лишь одно: тот, кто его использует при нападении, не так уж и уверен в своем физическом превосходстве над жертвой. Или же...
Как бы ни было погано и мутно на душе — дела есть дела. Впрягся в воз обязательств и поручений — умри, но вези.
Последние дни Мещерский поднимался в шесть утра, а приезжал домой после одиннадцати вечера. Нет, он не избегал своей пустой холостяцкой квартиры. У него действительно были дела, дела, дела. Например, закупка продовольствия для экспедиции по выгодным летним оптовым ценам. Продовольствия, которое могло бы храниться при сорокаградусной жаре без холодильников и прочих благ цивилизации и одновременно могло насытить двадцать здоровых, физически крепких голодных мужчин, отправившихся за тридевять земель хлебать киселя.
А также закупка медикаментов, особенно антималярийных препаратов, бинтов, антисептиков, антибиотиков. Закупка полувоенного-полутуристского снаряжения. Мещерский, как челнок, ездил из конца в конец Москвы: склады, базы, оптовые фирмы. Переговоры, торг, подписание контрактов, дешевизна, дороговизна, опт, розница, заказ, фрахт...
Нет, он не боялся одиноких вечеров и ночей в своей пустой квартире. Не боялся и телефонных звонков. Все было как сон, как ночной кошмар... Но, может, было — и прошло? Закончилось? Ему по сто раз на дню звонили самые разные люди — телефон не умолкал. Он и сам названивал: фирмы, склады, базы, авиа агентства, ОВИР, таможенный комитет, Госветнадзор, медицинское страховое общество...
Звонили и клиенты — то у Скуратова, то у Астраханова находились какие-то деловые вопросы. Звонил Белкин из музея — документы с подробной картой и точным описанием маршрута были почти готовы: «Выберите время на днях, Сергей, подъезжайте, мы еще поработаем с дневниками и архивом». Звонил Алагиров — этот просто так, чисто по-дружески, узнать, как идут дела у "нашего снабженца, кормильца и
проводника", приглашал посетить Берсеневку. Звонил Кравченко.