Скуратов держал ее сначала вежливо и церемонно. Затем чуть-чуть крепче прижал, положил ее руку себе на грудь, накрыл своей ладонью и уже танцевал только так. Иногда Кате казалось — он нечаянно или намеренно касается губами и подбородком ее волос.
Яна танцевала с Алагировым. Парень был какой-то напряженный, скованный, точно аршин проглотил. А ее смуглые обнаженные руки лежали на его плечах, точно она искала в нем надежную опору. Было заметно, насколько она его старше. Порой Катя чувствовала ее взгляд — не на себе, на Скуратове.
А среди «принципиально не танцевавших» «югоармейцев» Катя заметила Астраханова. Черная-черная черкеска, серебряные газыри. Он снова напоминал призрак из прошлого, Хаджи-Мурата на балу. Но лицо его было усталым и равнодушным. Чувствовалось, что последний хит Селин Дион, звучавший из динамиков, его раздражает, как зубная боль.
И Катя подумала, что некоторые мужчины вдали гораздо более красивы, значительны и загадочны, чем вблизи.
Ну и хорошо, и отлично...
Ряженый павлин...
Скуратов вернул ее Мещерскому. От него Катя с удивлением узнала, что уже почти час ночи и гостям пора и честь знать, убираться по домам. Уже на воле, под ночным небом, на стриженом газоне у машин, все начали горячо, дружно и пьяно прощаться друг с другом. На ступеньках стояли Яна, Алагиров, его сестра и ее спутник. Словно бы в нерешительности — уходить, оставаться?
Алагиров взвешивал на руке ключи от машины. В тусклом свете фонаря Катя заметила, что в качестве брелока на связке — какой-то маленький, продолговатый и вместе с тем увесистый предмет.
— До свидания, — попрощалась она с Яной и ее друзьями. — Буду рада, если мы встретимся в музее.
— Взаимно, звоните, — ответила Яна Мелеску. Но особой радости в ее тоне не прозвучало.
И тут произошло... Алагиров, подбрасывавший ключи на ладони, неловко промахнулся, и связка упала на асфальт, пребольно шмякнув Мещерского по ботинку.
— Черт! Ой, Сережа, извини....
— Что ты, камни с собою, что ли, носишь, Абдулла? — Мещерский морщился от боли.
— Это брелок. Мой талисман. Подарок. Каменная печать, — Алагиров быстро нагнулся, поднял ключи и сунул их в карман пиджака. — Нога болит?
— Ерунда, — Мещерский махнул рукой. — Ну, друзья, кому по пути, можем подбросить.
К ним в машину сел Михаил Ворон. Он был в сильнейшем подпитии и болтал без умолку. Правда, довезли они его всего лишь до Курского вокзала, до Сыромятниковской набережной, где он, по его словам, после развода снимал однокомнатную квартиру.
На следующее утро ровно к девяти часам Мещерский, трезвый, собранный и скорбный, приехал в Никитский переулок. У него образовалось свободное «окно» до полудня, и он намеревался потратить время на занятие, уже ставшее привычной повинностью. Медленно-медленно они с криминалистом Синицыным продвигались по дебрям поискового архива. Мещерский начал просматривать фотоснимки пропавших без вести, находящихся в розыске и неопознанных трупов за текущий год. Они исследовали данные за январь, февраль и медленно приближались к мартовским. На успех он не надеялся. Не надеялся и на то, что найдет того парня с кассеты среди их лиц на глянцевых равнодушных кусочках картона. Но он сам начал это дело, втравил в него Колосова, криминалиста Синицына и теперь просто не мог бросить все это. Он решил, что сделает все. от него зависящее, а там уж...
Синицын торопился на утреннюю оперативку.
— Сергей, доброе утро, рано вы сегодня. Ну, располагайтесь. Я до десяти на совещании, так что вы тут за полного хозяина.
И Мещерский остался в кабинете наедине с их лицами.
Он вспоминал вчерашний вечер...
Смотрел на фотографии. Между вчера и сегодня такая пропасть.
Перелистал несколько страниц в спецальбоме. Здесь были собраны фотографии пропавших без вести женщин. Молодые, пожилые, почти девочки, глупенькие, наивные и доверчивые, канувшие в небытие и потерявшие память, покинувшие дом, затерявшиеся среди чужих людей... Он бездумно скользил взглядом по их лицам. И вдруг...
Нет, здесь было совершенно иное выражение лица. И странно, что мужской портрет, фотография парня лет двадцати четырех затесалась среди фотографий женщин, но...
Мещерский, еще не веря себе, медленно прикрыл ладонью нижнюю часть его лица. Глаза... Здесь, на снимке, они смотрели на мир напряженно и сосредоточенно. Скорее всего это было обычное дешевое фото для паспорта или удостоверения. Молодой парень, короткие волосы, выдающиеся скулы, мальчишеский подбородок, худая шея, и глаза...
Мещерский встал, отошел к окну, закурил. Он не поворачивался к альбому, стоял, глядя в окно, на крышу Зоологического музея напротив. Смотрел и не видел ни этой крыши, ни утреннего солнца, ни голубей под застрехами.
Синицын вернулся с оперативки через сорок минут. Мещерского он застал все в той же позе у окна. В пепельнице было полно окурков.
— Я его узнал, — сказал Мещерский. — Там в альбоме за март этого года есть снимок. Числится под номером тридцать шесть.
Они перешли к компьютеру. Синицын оседлал программу. На мониторе появился портрет из картотеки и данные.
«Бородаев Константин Петрович, 1975 года рождения, уроженец поселка Салтыковка Московской области, не работающий, пропал без вести ориентировочно в начале марта текущего года, 11 — 14-го числа. Заявление о пропаже поступило от знакомой Бородаева гражданки Ереминой. Адрес: поселок Салтыковка...» Синицын включил принтер, распечатать данные. Мещерский напряженно смотрел на монитор. Нет, сейчас «машина» не парализовывала его восприятие. Он не ошибся — это был тот самый парень с видеокассеты. Это он кричал от боли и затем получил пулю в голову из пистолета с глушителем.
— Приметы: рост высокий, фигура худощавая, волосы темно-русые, глаза карие, — перечислял данные Синицын. — Это точно он?
—Да.
Синицын набрал чей-то номер — глухо, без ответа. Затем связался с дежурной частью.
— Колосов работает в Москве, — сказал он так, словно Москва была не вот тут, за окном, а где-то за тридевять земель. — Как только вернется, я проинформирую его о наших результатах. — Он смотрел на Мещерского. — Сергей, хотите чая? Мне друг армейский из Казахстана привез — настоящий зеленый, среднеазиатский.
— Хочу, — ответил Мещерский. — Спасибо. Он действительно хотел горячего чая. В горле от сигарет все пересохло.
Никита Колосов действительно работал в этот день в Москве. Он поставил себе вполне выполнимую задачу: узнать о личности погибшего Маслова и образе его жизни как можно больше.
Московские коллеги приняли помощь областного отдела по раскрытию убийств хоть и без особого энтузиазма, но спокойно. Дело о причинении тяжкого вреда здоровью со смертельным исходом гражданину Маслову висело на них камнем. На горизонте же маячил отчет за полугодие, так что... Ну, какая разница, Кто будет пахать по делу, рассуждали бывалые люди. Главное, кому достанутся результаты успеха и на кого повалятся шишки провала.