— Вы лучше сами прочтите. — Ландышев вручил Никите свою «челобитную».
Никита пробежал глазами строки, начертанные крупным округлым почерком лейтенанта: Людмила Еремина... Константин Бородаев... Костя... Друг детства... По детдому... Близкий друг, планировали пожениться... Последний раз разговаривали по телефону 11-го марта — приглашал ее с собой в Москву, в бар... Она работала: в субботу это было, а по выходным в парикмахерской самая запарка. Неделю ждала его звонка, он не объявлялся. Еще через три дня по дороге с работы зашла к нему домой — улица Победы, дом 8. Коммунальная квартира, у него там комната... Сосед-алкаш сказал, что не видел Костю давно, несколько дней. Сколько, точно не помнит, был в дупель... начала беспокоиться, подождала еще три дня, потом подруги посоветовали идти в милицию...
Далее шли приметы Бородаева — с ними Колосов уже подробно ознакомился в банке данных, но...
— Читайте дальше, Никита Михайлович! — тревожно встрял Ландышев. — Эх, маркера с собой не было, жирно красным в тексте выделить! Я ее о Бородаеве стал подробно допрашивать. Ну, они ж спали, ей такие приметы, возможно, известны на его теле, о которых никто не знает. А нам все информация, так ведь? Так вот, она сказала...
«Родинка в форме звездочки под левой лопаткой, — читал Колосов. — На внутренней поверхности правого бедра след от зажившего фурункула и...»
Его словно током ударило. Глянул на Ландышева Иннокентия — глаза того настороженно блестели. Сверкали!
"На левой руке, на тыльной стороне кисти, между большим и указательным пальцами, шрам в форме галочки или... латинской буквы "V" — Виктория...
— Еремина сказала: полтора года назад соседка попросила его починить электромясорубку, — услышал он Ландышева. — Бородаев взялся, да неудачно. Нож сорвался — и ему по руке. В травмпункт обращался при местной больнице. Там ему рану зашили и обработали. Заживала долго. Еремина сказала: сильно его ножом от мясорубки тогда садануло.
Никита положил объяснение на стол. Чтобы поверить в то, что он прочел, он снова и снова пробегал глазами строки протокола.
— Я так понимаю, Никита Михайлович, завтра мне в Салтыковку возвращаться нужно, — многозначительно изрек Ландышев. — Там в травмпункте записи, возможно, сохранились, карта его. С врачом переговорю, который Бородаеву руку зашивал.
— Возьми его координаты. Для Грачкина. Скажи, наш патологоанатом с ним по этому вопросу свяжется.
Колосов инструктировал лейтенанта, а сам думал о Мещерском. Странно, но именно в эту минуту ему почудилось, что на его друга надвигается какая-то грозная тень.
Отчего-то вспомнились берега водоканала. Туманная, дождливая даль реки. Раскисшая глина под ногами. Топкая, вязкая, оранжевая, жирная глина...
Как чувствует себя человек, когда внезапно на него обрушивается СОБЫТИЕ? Когда от обилия информации плавятся мозги и сердце тревожно колотится в груди, предчувствуя надвигающиеся перемены? Катя чувствовала себя скверно. Новости она узнала одновременно и от Колосова, и от Мещерского. Причем новости Никиты были таковы, что у нее просто подкосились ноги. Больше всего ее поражало то, как такое жуткое дело до сих пор не попало в поле зрения сотрудников Пресс-центра?! Как она сама могла пропустить такие события? Где же, в конце концов, ее опыт, ее профессиональное чутье? Но ведь сводки сообщали о нахождении расчлененных частей тел в разных районах области. И сообщения были так кратки, так сухи... Да ей и в голову не могло прийти! Когда она вспоминала рассказ Колосова о происшествии с Настей Медведевой, то у нее мороз пробегал по коже...
Ее выводило из себя и то, что Никита так долго молчал! Вообще, как они там в розыске смели скрывать такое? Но хотя она и злилась и досадовала, в душе понимала: Никита и его коллеги абсолютно правы. Поступить иначе было нельзя. Ведь, кроме останков, У них фактически до сих пор ничего не было.
А сейчас?
Мысли метались сумбурные, путаные. Для того чтобы связать их хоть как-то воедино, требовались душевное равновесие и время. А было ли оно у них — время? Катя даже этого не знала.
Колосов ведь и сам еще не до конца верит, что происшествие с Мещерским как-то связано с тем ужасом на подмосковных дорогах. Но тем не менее опознание Мещерским этого Костантина Бородаева — пока Единственное связующее звено... И Катя решила не полагаться на эмоции, а принимать одни лишь голые факты. И оперировать только ими. А факты были следующими: после проведенной тщательной проверки, совместных исследований патологоанатома Евгения Грачкина и приглашенного на консультацию хирурга-травматолога Салтыковской больницы, после досконального изучения соответствующих медицинских документов был сделан осторожный предварительный вывод о том, что внешний вид шрама и конфигурация хирургических швов на тыльной стороне левой отчлененной кисти, обнаруженной 13 марта на 84-м километре Минского шоссе, могут быть результатом проведенной полтора года назад хирургический операции на руке уроженца Салтыковки Константина Бородаева, обратившегося с жалобой на бытовую травму в местную больницу.
Однако, по мнению Грачкина, эти выводы являлись лишь первоначальной посылкой. Для прояснения ситуации необходимы как дополнительные комплексные исследования с привлечением специалистов с кафедры хирургии кисти, так и биологические экспертизы крови и генетические исследования останков.
Судмедэкспертизы могли растянуться на год, а пока...
Катя вспомнила лицо Мещерского, когда они слушали Колосова, — он рассказывал теперь им все, без утайки. Делился информацией. Лицо Сережки, когда он слышал все это...
Но она ведь решила не полагаться на эмоции, а лишь на факты...
Итак, проведенная дактилоскопическая экспертиза установила, что на наручниках, снятых с потерпевшего Маслова, кроме его собственных отпечатков и отпечатков пальцев врачей и патрульных милиционеров, никаких иных следов не обнаружено.
Исследование тронутых коррозией наручников, найденных на останках со стройки у водоканала, вследствие давности и плохой сохранности «исследуемых образцов» тоже никаких положительных результатов по выявлению отпечатков пальцев рук не дало.
Дактилоскопическое исследование отпечатков, изъятых с «Жигулей» десятой модели, угнанных с Днепропетровской улицы, свидетельствовало, что в машине имелись отпечатки пальцев рук Дениса Маслова — на приборной панели, двери и дверной ручке. Профессора Любарского — на внешней стороне крышки багажника и внешней стороне левой задней двери. А также следы пальцев рук неустановленного лица — на внешней стороне двери со стороны водителя, приборной панели и на руле. И эти отпечатки с одинаковой долей вероятности могли принадлежать как человеку, напавшему в этой машине на Маслова, так и владелице «Жигулей», находящейся в отъезде.
Катя вспоминала, как теперь дотошно, внимательно и серьезно допрашивал Никита Мещерского о том юбилейном вечере в Институте Востока и видеокассете. А ведь их первый разговор был почти формальным. Но ведь все так изменилось!