— Смутные познания в зоологии. — Кравченко заворочался на подушке. — Если мы дошли уже до исследования гороскопов... До ручки это называется. Остальные-то кто по зодиаку?
— Риверс — Рак, в июне родился, Астраханов — Скорпион, день рождения в ноябре.
— Чушь все это, Катя. — Кравченко закрыл глаза. — Никогда не верил в гороскопы. Звезды тут, поверь, ни при чем.
— Тебе вредно говорить. Молчи, — шикнула на него Катя. Еще чего! Не хватало, чтобы он перечил ей сейчас, когда она так славно, так дедуктивно строила свои собственные «версии».
Допрашивать Анатолия Риверса нужно было не на авось, а с умом. Эту нехитрую истину Никита Колосов после допросов Астраханова и Белкина затвердил наизусть. Агент Бархат приехал на Никитский так рано, как только смог, сразу после того, как Никита позвонил ему и поднял с постели. Белая старенькая «Нива» с прикидом «под джип» остановилась напротив Зоологического музея. Но в машине беседовать было несподручно, и они с Бархатом прогулялись до консерватории, где сели на скамейку у памятника Чайковскому. Вокруг на крохотном пятачке раскинулось студенческое кафе. И Бархат чувствовал себя в его музыкально-тусовочной атмосфере как рыба в воде.
— То, что ты предлагаешь, Никита, занятно, — выслушав все то, что Колосов счел нужным ему изложить, Бархат скользнул взглядом по собеседнику, — Но где же, пардон, законность? Где ее незыблемость и непререкаемый авторитет?
— Кончай зубоскалить. Фигурант у меня на два часа вызван. А мне нужно, чтобы ты был там уже к одиннадцати. И все осмотрел. Сейчас половина десятого. — Колосов совсем не расположен был шутить.
— Ну, а как же неприкосновенность жилища? Что, совсем никак? Круто. Эх, и на что только не приходится идти ради... — Бархат вздохнул. — А ключей от его хатки у тебя, конечно, нет?
— Конечно, нет. И ордера на обыск тоже пока нет. Был бы — я бы тебя не беспокоил.
— Дверь стандартная, я еще в тот раз проверил. Хлипкая. В коммуналках, которые внаем сдаются, железных, слава богу, пока не ставят. И сигнализации тоже нет. — Бархат лучезарно улыбнулся, снова вздохнул. — А что я должен у него искать? «Пушку»? Нож?
— Не знаю пока. Не мне тебя учить. Я тебе все рассказал. И насчет этой девицы Мелеску... Ее голыми руками задушили. Ни «пушка», ни нож не потребовались, так что... Смотри сам. Я хочу, чтобы именно ты осмотрел его логово, пока он будет у меня на допросе. Возможно, ты увидишь что-то характерное для такого, как он. Или же наоборот — чего-то не увидишь, что должно вроде быть. Одним словом, обнаружишь что-то — немедленно позвонишь мне на мобильный.
Бархат смотрел на памятник Чайковскому. О чем-то думал. Лицо его было... Никита резко встал.
— Все, время вышло, — скомандовал он. — Ну, берешься сделать это для меня?
— Конечно, — Бархат посмотрел на него снизу вверх, медленно поднялся. — А когда я отказывался, Никита?
Без четверти два Риверса доставили на Никитский в Управление розыска. «Взяли» его в «Пятом меридиане», в монтажной, без шума и пыли. По словам сыщиков, ездивших брать, известие о смерти Янины Мелеску повергло Риверса и находившихся в монтажной сотрудниц киностудии в шок. И его предварительные показания заключались в единственной фразе, которую он твердил и в монтажной, и в машине по дороге в главк, и в коридоре розыска: «Мы же виделись с ней три дня назад! Яна была жива и здорова! Кто это сделал? За что?!»
То, что Риверс находится на грани истерики, Колосов понял, едва лишь фигуранта ввели в кабинет. Человек, доставленный на допрос, разительно отличался от человека, некогда виденного им у стойки бара в «Дома Скорпиона». Да что там! Это были две совершенно разные личности.
Риверс с трудом удерживался от слез. Или, возможно, делал вид, что сдерживается. Ведь он был, и это Никита очень хорошо сейчас понимал, — режиссер, киношник. А они-то умеют лицедействовать и даже учат этому искусству других.
— Как давно вы были знакомы с Яниной Мелеску, Анатолий Аверьянович? — Колосов в который раз задал ритуальный вопрос, после того как представился сам и терпеливо выслушал эмоциональный взрыв горя, скорби, негодования и недоумения.
— Более двенадцати лет. Мы вместе с Яной учились на одном курсе во ВГИКе. А почему меня в такой нервозной спешке привезли сюда к вам в уголовный розыск?
— Разве это спешка? Впрочем, вы правы, время не ждет. Слишком часто стали умирать люди, которые... Ну, скажем, с которыми вы были знакомы, Анатолий Аверьянович. Пять дней назад не стало небезызвестного вам Абдуллы Алагирова. И вот — новая утрата.
— Могли бы позвонить мне, вызвать, я бы сам пришел.
— Позвонил я тут Алексею Скуратову. Знаете такого, да? Вызвал. А он не явился. Проигнорировал. А у меня время уже не терпит. — Никита созерцал фигуранта. — Значит, вы учились вместе с потерпевшей. И что — все пятнадцать лет потом регулярно встречались? Но она, кажется, сама родом из Кишинева? И вернулась после института домой?
— Да, сначала работала на Кишиневской киностудии. Мы встречались редко, но друг друга не забывали. Яна была хорошим человеком. Очень хорошим, — Риверс говорил тихо.
«Нет, — подумал Никита. — Совсем он не похож на завсегдатая „Скорпиончика“. Это ж надо, какая поразительная метаморфоза!»
— В начале девяностых там у них не до кино стало, не до мультипликации, анимации. — Риверс вздохнул. — Бедствовала она там. Работы нет, перспектив никаких. Обратилась ко мне — писала, звонила. Я ей тут у нас работу начал подыскивать. Сначала на кино-студии имени Горького, затем на частных... Она отличный художник, талантливая. Была... Ну, я и перетащил ее в Москву. Сначала она комнаты в коммуналках снимала. Потом пристроилась в одну фирму — знаете, уход за лежачими больными, престарелыми за квартиру и наследство. Три года с бабкой одной парализованной мыкалась, горшки выносила. Справила наконец новоселье, радовалась очень. И вот...
— А вы бывали у нее дома?
— Да, и не раз.
— И все же, я не пойму: что же вас связывало с Яниной Мелеску?
Колосов задал вопрос свой намеренно вкрадчиво и тихо.
— Любовниками мы никогда не были, если вы это имеете в виду, — ответил Риверс, достал сигареты, закурил. — Яна была моим другом. Моим единственным близким другом.
Колосов хмыкнул:
— А говорят, не бывает дружбы между мужчиной и женщиной?
— Лгут.
— Что вы думаете о причинах ее убийства?
— Мне сообщили об этом час назад ваши сотрудники. Как обухом по голове. Я... я даже не знаю, как она умерла.
— Правда? Вы не знаете?
Риверс поднял на Колосова глаза. Стоп...
— То есть? Что вы хотите сказать?
— Ну, ее убили три дня назад в ее квартире. За эти дни вас не взволновало, что ваш единственный друг не подает признаков жизни? Не приходит на работу, не звонит, не отвечает на звонки?