— Я чего-то не пойму вас, — Алина снова не на шутку встревожилась. У нее появилось ощущение: этот милицейский коротышка плетет, точно паук, какую-то сеть и вот-вот накинет ее, запутает. — Я что-то ничегошеньки не пойму. Почему он должен лечиться? Чем это Валерка болен?
— Тубиком. Туберкулезом. В зоне еще подхватил. Потом, правда, лечился через пень колоду, но… У вас с ним как? Любовь или просто деловые отношения?
Алина закурила вторую сигарету.
— Ну, чахотка — это еще терпимо. — Свидерко словно размышлял вслух. — С вашей, Алиночка, профессией риск и покруче всегда имеется. Я к чему это все? К тому, что вот от вас этот Кислый секреты имел. А от нас — нет. Никаких. Все рассказал. И про этого Бортникова тоже.
— Врете! Врешь ты! — Алина вскочила. — Не мог Валерка ничего сказать. Я этого типа не знаю, в глаза его не видела. И ко мне он не ездил! Буду я разную шваль принимать!
— А он не шваль, совсем не шваль. Серьезный был мужик, деловой, в авиакомпании работал, зарабатывал неплохо. С деньгами был, с ба-альшими деньгами, особенно в последнее время…
— Я его не знаю, сколько раз повторять?
— А почему тогда утром в субботу, когда наши сотрудники обход поквартирный делали, ты дверь демонстративно не открыла?! — рявкнул Свидерко.
— Я спала.
— Чего? — Он даже ладонь приложил к уху, как старый дед. — Чего?
— Да говорю тебе, спала я! — Алина тоже решила не уступать: еще орет! — Я снотворного наглоталась и заснула. Шум какой-то слышала на лестнице, но не встала — это ж не деревня, чтобы на каждую бузу высовываться, пялиться!
— Ничего себе! Весь дом на ушах стоял, милицию жильцы дважды вызывали, обыск шел, а она спала! — Да. У меня ночь была свободная. Ну, одна я была. Не каждый раз такое счастье выпадает, — Алина презрительно хмыкнула. — Об убийстве и мертвяке в квартире я потом, позже узнала. От соседки в лифте. Старуха у нас такая есть Зотова, она мне сказала.
— И все же, Алина Исмаиловна, убитого вы знали. И был он вашим клиентом. А возможно, и сообщником.
— В чем? — спросила Алина. Свидерко молчал, изучая ее.
— Молодая ты еще, — сказал он. — Красивая. Вся жизнь ведь у тебя впереди. А такие дела на большой срок тянут — убийство, кража денег… Только за соучастие лет двенадцать можно схлопотать запросто.
— Я этого мужика не знаю, ко мне он не ездил, — отчеканила Алина. — Вообще, если уж на то пошло, у меня в тот вечер должен был быть клиент.
— А что ж ты мне говоришь тогда, что спала одна?
— Так все и было. Он мне звонил вечером в пятницу, клеился. Ну, я как дура полночи его ждала.
— И клиент не приехал? — Свидерко усмехнулся.
— Нет, он приехал. В подъезд даже зашел, по лестнице уж поднялся, — Алина погасила в пепельнице окурок. — Я шум на лестничной клетке услышала — он вино вез с собой и бутылки уронил, разбил.
— Что за клиент? Фамилия?
— Щас, фамилия, — Алина снова начала злиться. — Прямо фамилии они мне свои докладывают, паспорта предъявляют. Приезжий он, бизнесмен. Денежный. Мы с ним полгода назад познакомились. Да он такой уже пожилой папашка, лысый, толстый. А в пятницу он вдруг объявился. Позвонил мне на сотовый, сказал, что снова в командировку приехал, хочет встретиться. Ну, а я что? Я его помню — мужик солидный, не садист какой-нибудь. Я его и пригласила. Только до квартиры моей он так и не дошел.
— Ерунду ты какую-то мне плетешь, — Свидерко хмурился. — Выдумываешь ведь все, признайся.
— Да я вам чем хочешь поклянусь. Мужика этого Василием Васильевичем зовут. В прошлый раз мы с ним в гостинице были, он номер в «Аэроотеле» оплатил. А в этот раз ко мне ехал. Я ему того-сего купить велела, ну чтобы потом утром из холодильника что взять было. Он, видно, сумки вез. Ну, и вино. И уронил сумку возле мусоропровода. Я грохот услышала, звон стекла — я ведь ждала его. Думала — пьяный в стельку, с лестницы упал. Он на площадке был между этажами. Я дверь открыла, окликнула его, а он вдруг бежать. Топот такой по лестнице — как у слона…
— Подожди, ты его видела, что ли? А во сколько примерно это было?
— После двенадцати уже. Я ж тебе объясняю русским языком: прождала я его весь вечер.
— Почему ты хочешь уехать с этой квартиры? — неожиданно спросил Свидерко.
Алина помолчала.
— Потому что вы слишком часто по этажам таскаться стали, в двери звонить, — буркнула она. — А откуда вы знаете, что я уехать хочу?
— Кислый сказал, — ответил Свидерко. — Жаловался на тебя твой сутенер, Алиночка: подобрал, мол, девочке своей хорошую квартирку, а она вдруг ноги хочет сделать. И что странно: сразу после убийства гражданина Бортникова, которого она так-таки и не знает.
— Я его не знаю! А уехать оттуда хочу не только из-за вас, — Алина отвернулась.
— А еще по какой же причине?
— Вы этого все равно не поймете.
— Почему? Постараюсь, мозги напрягу, — Свидерко улыбался.
— Дом мне резко разонравился. — Алина смотрела в окно. — Дрянь дом.
— Он же только после капремонта! Алина мрачно усмехнулась.
— Вот видишь, я ж говорю — не понимаешь ты этого, — сказала она. — Бесполезно объяснять.
— Давай вернемся к вечеру пятницы. Значит, ты утверждаешь, что слышала на лестнице шум, видела этого своего Василия Васильевича…
— Да нет, я его не видела.
— Откуда же ты знаешь, что это он на лестнице был?
— А домофон-то пискнул. Я ему код назвала, сам, мол, внизу в подъезде откроешь. Я знала, что это он — машина во двор въехала, я из кухни увидела. «Волга».
— Синяя?
— Темно же было, ночь. Нет, светлая, белая «Волга». Такси, огонек такой оранжевый был наверху. Потом этот мой в подъезд вошел и начал по лестнице подниматься.
— Отчего же не на лифте?
— Я не знаю. Может, лифт не работал, у нас часто он вырубается ни с того ни с сего. Потом я услышала грохот, стекло зазвенело битое. Я дверь открыла, окликнула его, а он…
— А клиент убежал. Алина, ну разве ты сама не чувствуешь, что все это просто смешно и не правдоподобно?
— Я вам говорю, объясняю: дом поганый, — Алина снова отвернулась. — Я напугалась тогда до смерти. Трясло меня всю, заснуть никак не могла, таблеток наглоталась.
— А чего же ты так испугалась? — тихо спросил Свидерко. — Бортникова-то, которого вроде бы ты не знаешь, как раз на площадке между этажами и убили, а труп в квартиру напротив твоей затащили.
Алина молчала.
— Значит, ничего мне больше не скажешь? Алина покачала головой — нет.
— И что же мне тогда делать с тобой, Алина Исмаиловна? Каким мерам ход давать — карательным или пока все еще воспитательным?