— Вы не посмеете увезти его отсюда, — сказал Салтыков.
— Не посмеем? Мы, между прочим, уважаемый, при исполнении служебных обязанностей, — ледяным тоном отбрил его Колосов, давая понять: с политесом, с вежливостью покончено. — А противодействие — дело опасное, тем более для иностранца.
Но Салтыков ничуть не испугался. Положил на плечо Изумрудова руку, словно брал его под свою защиту.
— Да вам-то что до этого, Роман Валерьянович? — удивился Колосов. — С вами мы уже беседовали. Пока у нас к вам никаких новых вопросов нет.
— Вы не увезете его отсюда! — голос Салтыкова зазвенел… Вы не посмеете. Это… это форменной большевизм — вот что это такое! Насилие! Вы не заберете его у меня!
— Роман! — это вырвалось у Анны.
— Ах, оставьте меня, Аня, оставьте! Вы не посмеете увезти моего мальчика!
— Ну-ка, пацан, руки, — скомандовал Колосов. Оперативники подхватили Изумрудова, и уже через секунду на его запястьях защелкнулись наручники. Колосов сам выбирал — новенькие, блестященькие!
— Нет, ни за что, я не дам, не позволю! Не смейте! — Салтыков попытался оттолкнуть от Изумрудова одного из оперативников. — Не трогайте его!
— Роман, тихо, тихо, ты что? Успокойся, — Мещерский протиснулся к нему, стараясь привести его в чувство. — Так нельзя. И вообще, тут не Франция… И там тоже так нельзя вести дела с полицией… Мы сейчас же позвоним твоему адвокату.
— К черту адвоката! — Салтыков гневно обернулся к Мещерскому. — Яне дам увезти моего дорогого мальчика, моего бесценного, единственного друга, мое сокровище! Он ни в чем не виноват. Кто угодно, только не Алексис! Я ручаюсь за него словом чести. Я внесу за него залог! Все, что угодно, только не увозите его, не забирай те его у меня!
Оперативники по знаку Колосова потащили упирающегося Лешу на улицу к машине. Салтыков, буквально волоча повиснувшего на нем маленького Мещерского, ринулся за ними, изрыгая проклятия на русском и французском. Следом бросилась Анна. Катя видела, как она тоже пыталась удержать Салтыкова. Но он уже без всяких церемоний оттолкнул ее.
Когда Изумрудова запихнули в «газик», Салтыков буквально прилип к его забрызганным грязью, зарешеченным дверям, снова что-то неистово выкрикивая по-французски. «Газик» тронулся, и он побежал за ним. Катя глазам своим не верила. Салтыков бежал, спотыкаясь о рытвины. В изнеможении остановился на середине парковой аллеи. Затем повернул назад и бросился к стоявшей во дворе машине Мещерского. Мещерский стремглав кинулся к нему. Катя смотрела на них — они спорили, убеждали друг друга, жестикулировали. Все было как в немом, кино. Сели в машину — Мещерский за руль, Салтыков — рядом.
— Ха! — хмыкнул кто-то у нее за спиной. Она обернулась: это был Иван. — Ха-ха, — повторил он словно ворон каркнул. — Ха!
И вдруг его словно прорвало. Он согнулся пополам и разразился таким смехом…
— Прекрати! — крикнула Анна. Но он продолжал смеяться, смеяться, смеяться, не в силах остановиться.
Взревел мотор: машина Мещерского, взметая фонтан грязи из лужи, стартовала со двора, увозя с собой и Мещерского и Салтыкова — в отделение милиции в погоню за «газиком»-разлучником.
— Да что же это тут такое делается-то, а? — потрясенно прошептала Долорес Дмитриевна. — Какой-то вселенский содом просто, а не дом! Валя, Валечка, сыночек, ты где?
Долорес Дмитриевна, как всякая мать, пыталась оградить от этой новой, столь неожиданно грянувшей катастрофы свое самое дорогое — сына.
Катя увидела Валю Журавлева позже, когда уже вернулась в дом. Он сидел в гостиной, на валике дивану боком, болтал ногой в кроссовке. Рядом, откинувшись на мягкую спинку дивана, сидела Марина Ткач. Правой рукой она закрывала глаза, словно оберегая их от электрического света и чужих нескромных взоров. В левой ее руке тлела сигарета.
— Да не переживайте вы из-за него так, — донесся до Кати голос Вали Журавлева — рассудительный и одновременно мягкий, дружеский. — Плюньте. Он с Лехой живет. У него ориентация другая. А вы, Марина, не расстраивайтесь. Вам ли, — как у Гайдая, помните? — вам ли быть в печали? Вы такая красивая… Я вот все смотрю на вас — вы прямо модель. Красивее всех тут у нас. И Аньки, и этой милашки, что с Мещерским приехала. Им всем до вас далеко. Вы у нас одна такая. Настоящая красавица.
Такой реакции от Салтыкова не ожидал и Никита Колосов. Честно признаться, к такому повороту событий он был совершенно не готов. Вообще любовные мелодрамы были не по части уголовного розыска.
Алексея Изумрудова привезли в отделение милиции в Воздвиженское. И спустя четверть часа туда же примчался и Салтыков — взмыленный как лошадь и неистовый как торнадо. Сопровождал его Мещерский, мужественно игравший свою коварную роль до конца. Никита оставил им обоим на растерзание Кулешова. Он все же начальник ГОМ, ему и ложиться, как говорится, грудью на амбразуру. Пока в кулешовском кабинете гремела гроза и сверкали молнии, сам он тихонечко вывел через запасной выход скованного наручниками я совсем упавшего духом Изумрудова, посадил его в свою «девятку» и форменным образом увез — куда глаза глядят.
— Куда вы меня, куда? — раскудахтался испуганный Изумрудов, но Никита, продолжая играть свою коварную роль, на эти его жалкие вопросы не отвечал. Мрачно усмехался и знай жал на газ во всю железку.
Он доставил парня на то самое место, где было найдено тело священника. Обстановка здесь была самая подходящая: осенние дни коротки, смеркается рано. А тут еще тучки небесные… вечные странники, подвалили: Угрюмо было на пустынной сельской дороге. Угрюмо и неуютно.
— Узнаешь место, Алексей, как там тебя по батюшке — Андреич, что ли? — спросил Никита Изумрудова, закуривая.
В кармане у него лежала справка из информационного центра МВД, к которой черным по белому значилось, что Изумрудов Алексей Андреевич, уроженец г. Выборга, ранее не судим и к уголовной ответственности не привлекался. Жалкие эти сведения не грели душу. На Лешу Изумрудова, за освобождение которого потомственный аристократ граф Роман Валерьянович Салтыков бился с милицейскими бюрократами-утюгами как лев, никакого дельного, полезного компромата всеми принятыми оперативно-разыскными мерами добыто не было. Впрочем, как и.m всех остальных фигурантов. И это Никиту страшно огорчало.
— Ну что воды в рот набрал? Место, я спрашиваю, узнаешь?
— Н-нет.
— Как это нет?
— Это… это, кажется, дорога на автобусную остановку и в Тутыши, — выдавил Изумрудов.
— Верно. И когда же ты был тут в последний раз? — Никита грозно нахмурился.
— Н-не знаю. Летом. Я на машине тут ехал. Потом еще на велике…
— На каком ещё велике? Вы ж тогда с отцом Дмитрием пешком здесь шли.
— Да, правильно. Мы пешком, мы… — Изумрудов осекся, поднял растерянный взор свой на Колосова и…