– Если хочешь, я могу сесть за руль, – предложила дама.
– Не стоит, – отказался он. – Чашечка эспрессо – и я буду в порядке.
– Эспрессо? Не слишком ли это крепко? Твое сердце...
– Да, сердце... – мужчина в тирольской шляпе грустно улыбнулся и принялся набивать трубку, уминая табак большим пальцем. – Старое сердце, старые глаза... Удивительно, что кто-то еще считает возможным прибегать к моим услугам. А как тебе этот юноша?
– Он мил, – уклончиво ответила дама, – но из-за своих темных очков напоминает булгаковского Абадонну.
– Я видел его глаза, – усмехнулся мужчина, – и пока не умер.
Он закурил, окутавшись облачком ароматного дыма, и приоткрыл окно слева от себя. В нагретый салон потянуло холодком, дым заколыхался и начал выползать в щель.
– Я видел его глаза, – повторил мужчина, – и я не дам за жизнь этого аль-Фаттаха ломаного цента.
В том, как он это произнес, было что-то заставившее женщину повернуть голову и внимательно вглядеться в его лицо.
– По-моему, ты взволнован, – сказала она.
– По-моему тоже, – согласился он. – Появление этого человека чревато для нас большими волнениями и неприятностями, но дело, наверное, не в этом. Видишь ли, он показался мне... настоящим.
– Настоящим?
– Другого слова я не подберу. Да ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Он такой, каким когда-то хотел стать я, но так и не стал. Он не тратит свою жизнь на коллекционирование и тщательную проверку слухов...
– То, чем занимаемся мы с тобой, тоже необходимо, – возразила женщина. – Может быть, даже более необходимо, чем то, что делает он.
– С этим я не спорю, – с горечью сказал мужчина. – Работа ассенизатора тоже необходима, причем куда больше, чем наша или этого парня. Если профессия существует, значит, это необходимо. Другое дело, что одни профессии нам нравятся, а другие нет, к одним у нас лежит душа, а другие вызывают скуку и недоумение... Пойдем выпьем кофе.
Когда они вошли в распахнувшиеся перед ними стеклянные двери закусочной, из-за угла на малой скорости выкатился мотоциклист. Под ним была мощная японская "хонда" – не рокерское чудище, от рева которого дрожат оконные стекла, а современный скоростной мотоцикл, двигатель которого почти не производит шума, работая на малых оборотах. Мотоциклист медленно вкатился на стоянку и остановился позади белого грузового микроавтобуса. Не снимая шлема, только подняв черное пластиковое забрало, спешился, обошел микроавтобус и, оглядевшись, тенью скользнул между припаркованными перед закусочной машинами. Никем не замеченный, он присел за багажником серого прокатного "сааба", раздернул молнию куртки и засунул что-то под днище. Затем сделал резкое движение рукой, почти по плечо скрывавшейся под задним бампером машины, все так же бесшумно и незаметно скользнул под прикрытие высокого грузового микроавтобуса, оседлал свою "хонду" и с места дал полный газ.
Мужчина в тирольской шляпе обернулся, держа в руках блюдце, на котором стояла, курясь ароматным паром, чашечка эспрессо, но зудящий рев работающего на высоких оборотах мотоциклетного двигателя уже стих в отдалении. Его спутница взяла себе стакан апельсинового сока. Они сели за столик возле большого, во всю стену, окна, откуда хорошо просматривалась стоянка, и, болтая о пустяках, просидели так около четверти часа.
Когда они садились в машину, уже начало смеркаться. Часы на приборной панели показывали только три с небольшим, но короткий зимний день уже подошел к концу. Мужчина завел двигатель, включил фары и вывел машину на дорогу, которая вскоре должна была привести их в Вену, откуда они выехали несколько часов назад.
Под днищем "сааба", прикрепленный магнитом к выхлопной трубе, медленно тлел фосфорный запал. Он должен был сгореть в течение сорока минут – при том условии, что двигатель автомобиля останется выключенным. В противном случае соединенный с запалом заряд должен был взорваться, как только нагреется выхлопная труба. Это было старое, проверенное еще во Вьетнаме боевое диверсионное средство для поджога, придуманное американцами и успешно использовавшееся против них же вьетконговцами. Существует масса других, гораздо более современных средств, но в данном случае вполне годилось и это – по принципу "чем проще, тем лучше". Тут не было электроники, всегда норовящей выйти из строя в самый ответственный момент; достаточно было потянуть проволочную петельку, и фосфорный запал воспламенялся.
Когда "сааб" миновал указатель с названием населенного пункта, прикрепленный к его выхлопной трубе заряд уже дымился. Этот дымок, смешанный с выхлопами двигателя, был незаметен в начинающихся сумерках. Отдохнувший мотор работал негромко и ровно, шкалы приборов уютно светились, из вентиляционных решеток тянуло сухим теплом.
– Знаешь, – неожиданно нарушил установившееся молчание мужчина, – по-моему, я уже очень давно не говорил, что люблю тебя.
Женщина улыбнулась – тепло, с пониманием – и протянула к нему узкую белую ладонь без колец и браслетов. Мужчина, не глядя, взял ее руку в свою и осторожно, чтобы не сделать больно, пожал. Оба улыбались, когда выхлопная труба нагрелась наконец до нужной температуры, и мощный взрыв в мгновение ока превратил машину в груду исковерканных, яростно полыхающих железных обломков.
* * *
Подняв воротник куртки и облокотившись о гранитный парапет набережной, Глеб курил и разглядывал прилепившиеся к каменному боку скалы на противоположном берегу виллы. Снега в городе почти не было – со скал и крутых черепичных крыш его сдувал ветер, а внизу, в городе, его растаптывали толпы туристов. Ржаво-красные кроны буков красовались на фоне угрюмого серого камня, зеркальные стекла отражали бледный зимний закат. Город шумел и веселился прямо у Глеба за спиной; обернувшись, он мог увидеть людские толпы, нависшую над городом крутую каменную гору и белые стены замка на ее вершине, откуда, как фонарики иллюминации, частыми очередями вспыхивали хорошо заметные даже на таком расстоянии блики фотокамер.
Но город Глеба не интересовал: погуляв по нему полдня, он уже был сыт этим местом по горло. Кроме того, сегодня у него не было настроения для прогулок и осмотра достопримечательностей. В баре, куда он заглянул перекусить и выпить чего-нибудь горячего, работал телевизор. Передавали, как ни странно, не репортаж с автогонок или чемпионата Европы по керлингу, а новости, и Глеб подоспел как раз вовремя, чтобы увидеть догорающие на обочине скоростной трассы обломки очень знакомого "сааба" и услышать подробности, пересказанные слегка задыхающимся от волнения и холодного ветра репортером.
Аппетит у него, разумеется, пропал начисто, да и настроение заниматься посторонними делами – тоже. Естественно, целью террористов была не симпатичная пожилая чета; целью был человек за рулем серого прокатного "сааба", и, сев в оставленную Глебом машину, эти двое подписали себе приговор.
"Конспирация", – уже в который раз с отвращением подумал Сиверов. Было бы проще бросить засвеченный автомобиль где-нибудь на улице и встретиться с резидентом в кафе, но тот настоял на встрече в безлюдном месте, где их никто не мог увидеть вместе. Их действительно никто не видел; никто не догадывался, что машина поменяла хозяев, и с этой точки зрения смерть стариков была Слепому даже выгодна: теперь господин аль-Фаттах наверняка считал, что избавился от него раз и навсегда.