— По-вашему, у меня не было причин его убивать? — эхом откликнулся Салютов.
— Были причины. Вы хотели отомстить... Отомстить «кроту». — Никита смотрел на хозяина «Красного мака» и чувствовал только горечь. Точно полынью и хиной был пропитан здесь, в этом зале, сам воздух. — Китаев сказал вам, что мы ему звонили по поводу Легионера. И он убедил вас, что Легионер и есть «крот», человек Миловадзе. Валерий Викторович, вчера мы и сами были в этом полностью уверены. Мы получили данные, что Легионер — Дьяков отбывал срок в одной колонии с Миловадзе в одно и то же время... Это ведь вам Китаев сказал, да? Это? Он узнал это от нас, но... Валерий Викторович, сегодня пришел ваш сын и сказал, что Легионер в день убийства Эгле Таураге был с гражданкой Басманюк. Они давние любовники. Она это скрывала от всех. От вас в особенности. Боялась вашего гнева, боялась место потерять... Валерий Викторович, вы же видели ее реакцию сейчас. Что будет, если она, когда в себя придет, действительно подтвердит, что Легионер в тот день был с ней в номере гостиницы и не мог... вы понимаете?.. Не мог по этой причине стрелять из угнанного «БМВ» по Эгле Таураге под вашими окнами? Что окажется тогда, Валерий Викторович? Кого же тогда вы убили вместе с Китаевым? «Крота»? Или вы совершили непоправимую ошибку, потому что...
Никита остановился. Его потрясло лицо Салютова. Оно сначала побагровело, потом от него разом отлила вся кровь. Колосову показалось, что это сердечный приступ или инсульт. Салютов тяжело оперся на стол, спина его сгорбилась. Он клонился все ниже и ниже к красному сукну. Никита подумал даже — вот сейчас и он рухнет в обморок, как Басманюк. Но Салютов вдруг резко выпрямился.
Он смотрел на Колосова, спрашивал, ждал...
— А может, и не было в этом деле совсем никакого «крота», человека Миловадзе? — тихо спросил Никита. — Вы сами однажды сомневались, Валерий Викторович... Может быть, причины убийств совсем в другом?
Отца и сына рассадили по разным машинам. Филипп сел вместе с Катей в «Жигули» Биндюжного. Салютова Колосов забрал к себе. Жанну Марковну, пока она еще не совсем пришла в себя после обморока, оставил в «Красном маке», вызвав туда опергруппу из Скарабеевского отделения. Прямо из казино Никита хотел созвониться и с прокуратурой — вызвать следователя Сокольникова в главк на Никитский, однако от этого шага его удержала Катя:
— Позвони в прокуратуру позже, — шепнула она. — Мне кажется, не надо пока пороть горячку. Сначала надо кое с чем определиться.
— С чем? — спросил он.
— Ну хотя бы с тем, сколько же в этом деле стреляло пистолетов, — ответила Катя.
Больше она там, в казино, не сказала ему ничего. Подошла к Филиппу (кажется, он так и не понял, кто она здесь такая и отчего по пятам бродит за начальником отдела убийств) и вежливо предупредила, что ему тоже придется снова вернуться на Никитский, чтобы там следователь мог по всей процессуальной форме запротоколировать его обвинения в адрес отца.
— Или, может быть, вы уже передумали и отказываетесь от ваших показаний? — тихо спросила она.
— Нет, — ответил Салютов-младший. — Я и сейчас, и на суде скажу, что это он убил.
— Отчего вы сейчас так старательно избегаете слова «отец»? — спросила Катя.
— А он мне не отец, — бросил Филипп и сел в машину Биндюжного, хлопнув дверью.
* * *
На обратном пути никаких пробок на Рублевке не было. Никита в душе был безмерно рад этому. Вряд ли бы он смог вынести это бдение на шоссе наедине с хозяином «Красного мака», застывшим на заднем сиденье машины как статуя. Когда они проезжали поворот на мост через речку Глинку, снова пошел снег. Легкие снежинки, невесомые как пух, крутились в свете придорожных фонарей. Их становилось все больше, больше. А на ржавых перилах моста — Никите это скорее всего просто померещилось в сгущающихся сумерках — полоскалось на ветру что-то белое. Какие-то обрывки... Белая газовая ткань, похожая на разорванную фату новобрачной... Скорее всего это был просто снег...
Салютов тоже неотрывно смотрел в окно машины. Мост через Глинку остался уже позади. Под колеса ложилась гладкой черной лентой скоростная трасса. Салютов пошевелился. Колосов в зеркальце поймал его взгляд: о чем он думает сейчас, этот человек? Он вздохнул: нет, никому не дано читать чужие мысли. Возможно, это и к лучшему. Они как туман, как эта слепая снежная мгла, как...
Он видел в зеркале глаза Салютова. Но ничего не мог прочесть по ним, кроме усталости и опустошенности. Ничего другого, казалось, в них не отражалось...
Салютов отвернулся к окну. Мост через Глинку давно исчез во тьме. Но он по-прежнему все еще был здесь, рядом. И та самая фата новобрачной, зацепившись за ржавые перила, все еще трепетала на ветру, как белый последний флаг. А там в ночи на дороге горел разбитый, сплющенный ударом автомобиль. Только это была не старая загсовая «Чайка» из подмосковной сказки про «глинковский мост». Нет, Салютов всегда, с самого первого дня знал, что это была не «Чайка». На шоссе горел, дымил, полыхал как факел черный разбитый «БМВ» его старшего сына Игоря. Тот самый «БМВ», который он тогда сразу узнал... Который некогда они выбирали все вместе в автосалоне на Кутузовском — всей семьей вчетвером — он, его дружные взрослые сыновья и жена Игоря красавица Марина, когда все еще было у них — всех четверых — хорошо...
С дороги Колосов позвонил в главк, доложил ситуацию начальству. И на Никитском их уже ждали в полной готовности. Отца и сына Салютовых снова разделили, поместив в разные кабинеты: одного как подозреваемого, второго как главного свидетеля обвинения. Ситуация была странной: даже в розыске, где видели всякое, дело, в котором сын фактически сдавал родного отца, вызывало самые противоречивые оценки. И на лицах всех оперативников явно читалось ожидание: что же случится дальше?
Пока в дежурной части составлялась ориентировка по объявлению скрывавшегося Глеба Китаева в розыск, Никита отвел Катю в сторону и спросил:
— Что ты там про пистолеты говорила? И почему, по-твоему, пока надо подождать с прокуратурой?
— Потому что сначала надо сделать кое-какие подсчеты, — Катя смотрела на дверь кабинета, где сидел Филипп Салютов. — Я хочу знать, Никита, сколько же всего в этом деле было пистолетов. Один «Макаров», из которого убили Легионера, мы привезли сейчас с собой...
— Второй «ТТ», принадлежавший Витасу Таураге, из которого его и застрелили в казино, а...
— Вот тебе и "а", — сказала Катя. — А где же пистолет, из которого убили Тетерина и Эгле? У нас его нет. У кого он? Был у Легионера? Был бы, если бы Легионер был действительно «крот». А если он им никогда не был, что тогда? Где сейчас этот пистолет? У кого он?
— После убийства Тетерина, когда мы гильз не нашли, было ясно, что убийца от него не избавится. Убийство Эгле это подтвердило, но... но я не понимаю, Катя, что это нам дает сейчас... в нашей конкретной ситуации, — сказал Колосов медленно. — А вообще, к чему ты клонишь?