Пропавший Миша Уткин и этот жуткий натуралистичный рисунок с изображением мертвой изуродованной девочки… Катя ощутила ту самую прежнюю ноющую боль в виске.
– Дашенька, ну не молчи же, ну скажи мне, – она заглянула девочке в глаза. – Тебе дали этот рисунок?
– Да.
– Кто? Взрослый?
Даша отрицательно покачала головой.
– Кто же тогда, если не взрослый?
– Девочка, – еле слышно прошептала Даша.
– Девочка? – воскликнула Анфиса.
– Тихо, погоди. Дашенька, какая девочка?
– Маленькая.
– Ты ее знаешь? Как ее зовут?
– Не знаю, как ее зовут.
– Но какая она из себя?
– Вот такая, – Даша доверчиво показала рукой невысоко от земли. Рост малыша или гномика. Но какой злобный гном отважился вручить ей ВОТ ЭТО – на белой бумаге, в резких штрихах, в аккуратной растушевке, изображающее агонию, муку, кровь, смерть?
– Идем, ты мне ее покажешь. – Катя потянула ее за руку со скамьи. – Где ты ее встретила?
– Там, возле качелей. – Даша показала в сторону детского городка.
– Маруся Петровна, посидите тут, мы сейчас, – Катя обращалась к Карасевой и одновременно к ним ко всем, столпившимся в молчании вокруг скамейки, вокруг ЭТОГО РИСУНКА. – А вы, – обернулась она к охраннику, – идемте с нами туда.
Она снова перехватила взгляд Хохлова: «Ты чего тут раскомандовалась, а?» – словно говорил этот взгляд, но Катя решила пока не обращать на это никакого внимания. Другое было важнее сейчас.
Она подхватила Дашу и в сопровождении охранника направилась к детской площадке.
Оглянувшись на ходу, она увидела в дверях отеля Ольгу Борщакову. Волосы ее были в беспорядке, вместо прежнего делового костюма – нет, не утренний халат, а бежевое платье-сафари, криво застегнутое не на те пуговицы. Вид у Ольги был такой, словно она только-только поднялась с постели. Но и на этом Катя не стала пока заострять внимание – ибо детский городок был сейчас превыше всего.
Они подошли к качелям. Детей здесь было не так уж и много. И все в основном дошкольного возраста. Все – явно с соседских с «Далями» улиц – из заречья, с частного сектора. Пара малышей – девочка в синей куртке и мальчик в комбинезоне – выглядывали, как горошины из стручка, из оконца деревянного домика. Две девчушки постарше в ветровках и в джинсах с упоением качались на качелях. Еще трое дошколят, визжа от восторга, кружились на новенькой карусели-вертушке.
На Дашу и охранника дети не обратили никакого внимания, а вот на Катю воззрились в изумлении и даже с некоторой опаской. И только тут Катя поняла, как нелепо она выглядит – в платье в бирюзовый горох, с размалеванными красной помадой губами, с нелепым коком на голове, начесанным Идой. Но делать было нечего. «В случае чего скажу им, что я Снегурочка», – решила Катя.
– Покажи мне эту девочку, – попросила она Дашу.
Та осмотрела площадку.
– Ее тут нет.
– Точно нет?
– Точно.
– А этих девочек ты знаешь?
– Это Маринка, а это Полина и Настя, а там, в домике, Вася и его сестра…
– Все так и было? – обратилась Катя к охраннику.
– Точно так. Вчера вечером нас милиция инструктировала, – ответил тот. – Ну насчет детей и догляда. И вообще. Пацан ведь пропал. Мало ли что может быть-то с ним. Так ведь до сих пор и не нашли его. Ну, инструктаж был насчет незнакомцев и вообще посторонних. И Ольга Николавна приказала строго-настрого, чтобы возле площадки постоянно была охрана, чтоб за детьми смотрели. Не только за ее дочкой, но за всеми. Я и смотрел. Ничего подозрительного.
– Никаких посторонних, значит? – в который раз переспросила Катя.
– Да клянусь, никого взрослых – только этот вот мелкий народец.
Даша еле-еле доходила здоровяку охраннику до пояса. И точно – «мелкий народец».
К ним бежала Ольга Борщакова. Видимо, она уже увидела ТОТ РИСУНОК.
– Дашенька моя!
– Мамочка! – Даша ринулась к матери, уткнулась лицом в ее платье-сафари.
– Все, все, не бойся, я с тобой, мама с тобой и всегда будет с тобой. – Ольга обняла дочь.
– Даша сказала, что рисунок ей здесь дала незнакомая девочка. Мы хотели ее разыскать, но ее тут уже нет, – выпалила Катя.
– Они все твердят, что это какая-то жуткая шутка.
– Кто это твердит?
– Игорь… Мой менеджер Игорь Хохлов.
– Я не думаю, что это шутка.
– А тогда что же это такое?
– Что это – надо еще разобраться, – сказала Катя. – В городе мальчик пропал.
– Но какое это может иметь отношение… – Ольга от волнения запнулась. Лицо ее, лишенное косметики, покрылось красными пятнами, она судорожно прижала Дашу к себе.
– Ольга, вы поняли, что там нарисовано?
– Ужас, ужас!
– Я думаю, что в сложившейся ситуации, учитывая пропажу ребенка, надо отвезти этот рисунок в милицию. И как можно скорее.
– Анфиса только что сказала мне, что вы работаете в правоохранительной системе. – Ольга не отпускала Дашу от себя. – Вы думаете, что это… это настолько серьезно?
– Этот рисунок нужно отвезти в милицию. Если хотите, я сама это сделаю, только переоденусь.
– Правда? Вы мне поможете? – Ольга Борщакова словно и не заметила ни платья Кати, ни ее ретропрически, ничего. – Я… я как-то растерялась совсем… День сегодня какой-то сумасшедший, утро… Я сначала уснуть не могла, а потом уснула и проспала… Никогда со мной такого не бывало раньше, – она как будто оправдывалась – перед дочерью, перед Катей, чуть ли не перед всем миром.
В другой раз Катя непременно спросила бы ее про утреннее происшествие с выстрелом. Но сейчас и это было уже не столь важно.
– Я поеду в местный отдел милиции прямо сейчас. Рисунок заберу с собой.
– Я скажу, чтобы мои вас туда отвезли на машине.
– Но сначала я должна спросить Дашу еще кое о чем. Дашенька, – Катя обратилась к девочке, – расскажи как можно точнее, что произошло здесь. Ты играла с кем-то?
– Мы с Верой качались на качелях. Кто выше. Она прыгнула и ногу подвернула. Сказала, что пойдет домой.
– С Верой Жуковой? – спросила ее мать.
Даша кивнула.
– Это ее подружка, дочка нашей бухгалтерши. У нее тоже скарлатина, у бедняжки. Они на пару карантин держат.
– Ясно, значит, Вера ушла, а ты осталась. И что делала?
– На качелях сидела. Думала.
– Думала? – Катя улыбнулась. Господи, какие мысли роятся в этих головках-тыковках? – О чем?