Сильная мужская рука хватает ее за волосы, сворачивает набок кудрявую головенку. Но девочка еще сопротивляется, ее зубы, как клыки маленького зверька, впиваются в мужское запястье. Она уже не визжит, лишь хрипит и стонет. Пальцы смыкаются на ее горле. Взрослый рывком приподнимает ее, душит, лишая сил, воздуха. Тащит полузадохшуюся, описавшуюся назад в стеклянный угол, потому что этого требует ритуал, тащит, прижимает лицом к зеркальной поверхности, буквально расплющивает, распяливает ее на зеркале и с размаха бьет тяжелым ритуальным железом по затылку. Ему нужна ее кровь, горячая юная кровь.
Алый фонтан…
Звон стекла…
Зеркало разбилось.
Он не рассчитал своих сил, ударил слишком яростно, слишком мощно…
Багровое пятно на зеркальных трещинах, упавшие на пол бункера осколки, их хруст под тяжелыми торопливыми шагами. Факел все еще чадит, догорает, звук тупых ударов – точно это мясник разделывает тушу. Тьма…
Тик-так – ход будильника.
Дети, урок окончен.
Звонок…
«ПАПА, ЗАЧЕМ МЫ ЗДЕСЬ? ТУТ ТЕМНО!»
– Кирюша, тебе пора вставать? – Анжела по прозвищу Аптекарша спросила это сонно и нежно, проворковала как горлица. Придвинулась, намереваясь прижаться поплотнее. И не обнаружила его рядом с собой на их брачной постели. Приподнялась, удивленная.
За окном уже начало светать. Ее будущий супруг Кирилл Уткин – в одних трусах скорчился на полу возле дивана. Уткнувшись лицом в матрас, он закрывал голову руками.
Где-то далеко, как эхо, как тень эха – наяву или во сне, перелилась из пустого в порожнее сладчайшая ангельская мелодия – то ли валдайский колокольчик, то ли небесная гармоника.
Послышался скрип тормозов. Кто-то приехал на улицу Ворошилова в такую рань.
Фотографий в альбоме было около двух десятков. Катя испытала острое разочарование. Снимки были действительно старыми, довоенными, послевоенными, однако самыми что ни на есть обыкновенными. Услышать столько всего ПРО НИХ, пусть даже бреда, пусть даже лжи, причудливой, как кружева, и в конце концов убедиться, что ОНИ по крайней мере в объективе ничего такого собой не представляют – демонического, инфернального. И клыки у них не растут, и тень они в солнечный полдень отбрасывают, и вообще весьма мило улыбаются на этих кусочках картона, смотрят из своего времени на день сегодняшний снисходительно и безмятежно.
Безмятежность и нищета – вот что поразило Катю больше всего. Мужчины – братья Трущак: жонглер-эксцентрик – низенький и плотный, в мятой кепке, в косоворотке и брюках из белой рогожки, и второй – выше ростом, жилистее, в темном костюме в полоску с подложенными плечами, в мягкой шляпе, с бритым актерским, но, в общем-то, весьма заурядным лицом. И это тот самый маг и чародей Симон Валенти? Вот он уже на арене цирка в окружении рабочих – в полосатой фуфайке, в брюках-галифе. Фотография женщины в цветастом крепдешиновом платье, с пышно взбитым «коком» на голове и забавно накрашенными губами – этакий «бантик». И черная мушка на правой щеке – и это она, ассистентка Валенти Ася Мордашова? Кате при взгляде на это фото вспомнилась Ида. Она копирует стиль сороковых, а тут вот он, этот стиль, без всякого гламура с аляповатой расцветкой тканей, с грубой косметикой… На другой фотографии ассистентка была запечатлена рядом с Валенти в цирковом костюме – что-то восточное: жилетка, шальвары, все какое-то бутафорское, чудное, мешковатое.
Дети… Катя поймала себя на том, что невольно ищет в них сходства с девочкой Настей, с сыном учителя, но никакого сходства не было и в помине. Май и Марат Мордашовы были очень похожи на свою мать – круглолицые, немножко курносые. На одном из снимков они были вместе с матерью и Валенти на арене. Марат в тесном пиджачке, причесанный на пробор, с аккуратно зализанной челкой, девочка – кудрявая козявочка. На снимке она прижимала к груди пышную и нелепую чалму.
«Приехал йог, ученик Рабиндраната Тагора…» Или как там было в «Золотом теленке» с «раздачей слонов»?
НЕУЖЕЛИ ЭТО И ПРАВДА ОНИ?
– Сейчас в отдел, – сказал Шапкин. – Девушки, голубы, показания вам придется дать на протокол о том, что было у провала.
– Мы готовы. – Глаза от усталости, от бессонницы у Анфисы были красными, как у кролика, но она бодрилась.
Оперативники грубо потащили Симона вон из дома.
– Что же вы, вы же мне обещали! Я же все вам сказал! Всю правду, как на духу!!
– Чем избежал суда Линча разъяренных граждан, а от следствия тебя, сказочник, никто не освобождал, – сквозь зубы процедил Шапкин.
– Прямо с утра в суд за санкцией на его арест, – уже совсем иным тоном сообщил он Кате в машине.
– Не верите ему? – спросила Анфиса. – Ни вот столечко?
– А вы что же, поверили? Или уши развесили, заслушались? Ничего, все по полкам разложим, дайте срок, голубы мои. Барахло его все в ЭКО, анализы возьмем на группу крови, на ДНК, инструменты все до последнего молотка, которые изъяли, – со всем этим плотно работать будем. Пальцы вот, что откатали…
– Что с пальцами? – спросила Катя.
– Ничего. Не сходятся с тем, что на рисунке. – Шапкин помолчал. – Сняли ж на твоих глазах, при тебе, голубка. Сличить по компьютеру минутное дело – не прошло, облом.
– Я ему не верю, – Катя покачала головой. – Все выглядит как полный бред, действительно как сказка, выдумка ненормального, только он и в ненормальности своей ухитряется не все договаривать до конца. Нелогично как-то у него все выходит. Вот, например, прозвище его. Он сам себя называет Симон. Это в честь Валенти, что ли? А ведь в своей сказке он его монстром вывел, проклятием семьи своей, детоубийцей. Потом еще вот что… Он давно тут у вас обретается в городе?
– С конца апреля.
– Да, он мне говорил – с весны. Вроде сам из Киева, это сейчас другая страна, а он тут обосновался – дом какой у него, машина, катер вон ему доставили. Такое впечатление складывается, что он здесь задержаться собрался надолго по какой-то причине.
– Ищет он тут что-то у нас, – сказал Шапкин. – Мы его проверили, как и всех, у кого машина хорошая, в какую пацан сел бы охотно и глазом не моргнул. Данные на него поступили: вывез он из подвала театра нашего какие-то вещи. Работягам заплатил слишком даже хорошо, однако настоял, чтобы все привезли к нему ночью, тайком. Судя по всему, те ящики, которые мы в гараже у него нашли.
– Но там ничего, кроме старой одежды и лома стеклянного, какие-то коробки, ваши сотрудники все осмотрели. Ну и еще зеркало…
– Ищет он что-то здесь, – повторил Шапкин. – Я ж с ним пересекался раньше, кстати, у вас там.
– В «Далях»?
– Да, в баре встречались, даже выпили вместе однажды. Вроде парнем свойским мне тогда показался, компанейским. – Шапкин вздохнул. – Но ощущение было – не так просто он тут у нас завис.