— Знаешь, я пошел в ашрам. Нас целая группа была с переводчиком. Сидели мы три часа, ждали выхода гуру. — Мещерский рассказывал сказку, чтобы отвлечь друга — день рождения все же день знаковый, создан для радости, не для печали. Ну и пусть, что Катя не пришла и что аквариума нет под рукой, как в песне. — Сидели мы, сидели, потом он вышел, и я его увидел только издали. Он…
— И чего ты у него попросил?
— Ничего. Я растерялся сначала. Потом обрадовался, сам не зная чему, — вот живу, вижу мир, езжу по Индии, вот нос у меня облупился от загара… Я мысленно с ним поздоровался и… Я не знаю, как тебе это описать, — странное ощущение вот здесь. — Мещерский приложил руку к груди. — Мы ведь в какой-то степени с тобой братья по несчастью… Да-да, чего смотришь? Братья, друзья. Я даже ведь познакомился с ней гораздо раньше тебя… Так вот, я бы посоветовал тебе послать Сай Бабе письмо или самому туда со мной поехать. А вдруг и…
— Чушь ты мне какую-то впариваешь по доброте душевной. Эх, Серега, славный ты человек, люблю я тебя за это, но… Чушь ведь все это, такая детская чушь.
— Разве ты не хочешь, чтобы твоя мечта исполнилась? — спросил Мещерский.
— Очень хочу.
— И разве ты не желаешь чуда?
— Желаю, но…
— Так вот же — говорят, это и есть самый верный путь к исполнению мечты.
— Кто говорит-то?
— Люди, тысячи людей из разных стран. Неужели все они дураки или обманщики?
— Написать письмо какому-то индийскому гуру? — Колосов хмыкнул. — А может, мне лучше самому постараться исполнить свое желание?
— Это как же? — спросил Мещерский.
Колосов демонстративно распахнул куртку — указал глазами на кобуру с табельным пистолетом, с которым не расставался:
— А так вот.
— Дуэль? — Мещерский поднял брови домиком. — Болван ты, Никита. Ну что это даст? Скандал, следствие. Да Вадька стреляет как бог — он где работал-то до того, как в личники подался, знаешь? В ФСБ. И потом, даже если ваши ревнивые мозги что-то там подобное и сварят и пуля у виска прожужжит, это все равно ничего не изменит и не решит.
— А что решит? Вояж в этот, как его там… в ашрам?
— Может, и это тоже ничего не решит, но… Мне как-то комфортнее жить на свете становится, когда подумаю, что вот, мол, есть такое место на свете, где исполняются мечты.
— Советуешь ехать в Индию? — усмехнулся Колосов. — Посоветуй что полегче. Откуда у нищего опера бабки на полет за три моря?
— А ты пожелай, чтобы Сай Баба прислал за тобой самолет.
— Ага, держи карман… А сколько желаний он исполняет — что об этом говорят люди? — после небольшой паузы спросил Колосов. — И потом, что делать, если чьи-нибудь желания на сто процентов совпадают, — ну, например, друг Серега, как в нашем с тобой конкретном случае?
Мещерский тогда не нашелся что ответить. А действительно, что делать? И как выходит из положения гуру из Путтапарти?
Сейчас, ворочаясь на диване, глядя на то, как постепенно сумерки за окном густеют, темнеют и вечер превращается в ночь, он просто мечтал о том, что все же здорово было бы собраться всем вместе и, невзирая на ревность, любовь, уязвленное самолюбие, гордость и душевные раны, большой дружной компанией сесть на рейс Москва — Дели и отправиться туда, в страну чудес. И там, в этой чудесной стране…
К реальности Мещерского вернул телефонный звонок. Звонила Катя — она задыхалась. Мещерский даже испугался — неужели что-то с Вадькой там, в этой Перми? Но проблема была не в убывшем в очередную командировку друге Кравченко. Катя выпалила:
— Сережечка, приезжай, у нас такая беда! Я у Анфисы. Помнишь Анфису? Она мне час назад позвонила в панике. Она вся в крови, ранена в руку. Тут у нас «Скорая».
— Да что стряслось-то? — Мещерский вспомнил Анфису — занятная такая толстушка, фоторепортер по профессии. И тоже Катина подруга.
— Ты не поверишь. Да и я сначала не поверила, но теперь верю. — Голос Кати срывался от волнения. — Анфиса говорит — на нее напали. Якобы кто-то хотел ее убить. Сережечка, милый, у меня голова кругом, скорее приезжай!
Мещерский глянул на часы — было без пяти минут полночь. Вот-вот с двенадцатым ударом курантов 31 мая должно стать 1 июня. Получалось, что нынешнее лето начиналось с какой-то фантасмагории, суть которой сводилась к невероятному — милейшую Анфису, девочку-пончик, душку-толстушку, которую Мещерский и видел-то всего пару-тройку раз в обществе Кати, кто-то хотел убить. Мещерский тут же сказал сам себе словами Колосова — чушь. Что за бред? С какой стати и за что? Кому нужна Анфиса? Они или разыгрывают его специально на пару, проверяют, или вообще в отсутствие Вадьки насмотрелись ужастиков, начитались своего любимого Лавкрафта, и теперь им мерещится невесть что. Но Катин голос… Она сказала «здесь „Скорая“, сказала „Анфиса ранена в руку“… Он ринулся в прихожую — черт, где права, где ключи от машины?! С этой уборкой ничего в собственном доме не найдешь. О том, что его в легком подпитии запросто может тормознуть первый же попавшийся гаишник, Мещерский даже не подумал. Он пытался вспомнить адрес девочки-пончика — кажется, Анфиса проживала в Измайлове на какой-то там Парковой улице. Было дело, он, Мещерский, однажды подвозил ее вместе с ее парнем с Катиного дня рождения.
«Ничего, там, на месте, дом вспомню визуально», — легкомысленно решил он. Звонить Кате, когда она в таком состоянии, уточнять «а по какому адресу, собственно, прибыть вас спасать?», было как-то совсем не по-рыцарски. А рыцарем верным, без страха и упрека, без особых, уж если на то пошло, притязаний так хотелось быть! Может, именно в этом и заключалась самая заветная, потаенная и самая дорогая для одинокого сердца мечта.
Последний раз с Анфисой Берг Катя виделась зимой, когда они ходили вместе в кино на любимого Катей актера Райфа Файнса (сам фильм не имел значения) и чудно провели время. Правда, Файнс, по которому Катя украдкой вздыхала, на Анфису не произвел ровно никакого впечатления. Катя догадывалась о причинах — Анфиса с головой была погружена в роман с человеком, который ее любил, но был женат. Женатика Катя знала — это был начальник Столбового отделения милиции Константин Лесоповалов. С Анфисой он познакомился при расследовании дела об отравлении в ресторане, по которому Анфису угораздило проходить одним из главных свидетелей. Шуму по тому сенсационному делу было много. Катя из всего происшедшего слепила яркий репортаж с продолжением для «Криминального вестника Подмосковья». Анфисе же домой начал сначала позванивать, а затем и заглядывать на огонек бравый капитан милиции, который отлично водил старенькую милицейскую «Волгу», один и без всякого бронежилета в нарушение инструкций выходил на задержание ОО — особо опасных преступников, метко стрелял из всех видов табельного оружия и даже был в самом недалеком прошлом рекордсменом района по поднятию тяжестей.
В общем, достоинства Кости Лесоповалова можно было перечислять и перечислять. Катя знала их исключительно со слов Анфисы — та захлебывалась от нежности и восторга, рассказывая о нем. Катя, знакомая с капитаном Лесоповаловым по службе, прежде, до его романа с Анфисой, больше обращала внимание на его недостатки — грубоват, резковат, на язык несдержан. Да, спору нет — смел, отважен, но как-то не по-человечески, так и прет на рожон, все что-то кому-то доказать пытается, вспыльчив как порох и, кажется, особым интеллектом не украшен. Но, понаблюдав за ним однажды — дело было дома у Анфисы, с которой Лесоповалов виделся теперь уже регулярно, она поразилась переменам в капитане милиции.