— У вас такое странное выражение лица… Вам неприятно, что я упомянула про вашу семью? — Ее голос дрогнул. — Но, Иван, поймите и меня. Я — мать. И судьба дочери мне небезразлична. Вы женаты, а она…
— Она любит другого. Не меня. Его.
— К несчастью, она никак не может его позабыть. Я говорила ей, предупреждала… Любовь — это прекрасно, но…
— Но она не должна походить на самоистязание? — Он криво усмехнулся. — Вот видите, Вера Ильинична… Но ничего, вы не беспокойтесь. Очень скоро все это изменится.
— В каком смысле?
— В прямом.
— То есть как?
Тут у Канталупова сработал мобильный. И ее вопрос так и повис без ответа. Звонил Антон Брагин.
— Слушай, я не понимаю, что происходит, — прошипел он в трубку. — Она мне звонила. Клянется, что ее отпустили.
— Кто?
— Наш нежный цветок… — Брагин неожиданно испустил чудовищное ругательство. — Говорит, что ее отпустили совсем.
Канталупов глянул на Веру Ильиничну и встал из-за стола.
— Где она? — тихо спросил он Брагина.
— Мне сказала, что звонит из метро с «Таганки». Я сразу же позвонил самому.
— Что он?
— Он со мной не говорил. Он занят. Готовится. Анна говорила. — Брагин волновался. — Она, эта маленькая сучка, нас всех погубит!
— Что тебе сказала Анна?
— Велела привезти ее, во что бы то ни стало.
— Но это может быть ловушка.
— Конечно, за ней следят! Менты так просто из тюрьмы никого не отпускают. Я сказал ей.
— Что она велела?
— Велела везти! Я, мол, чувствую, что за ней следят. Но ее надо забрать и доставить во что бы то ни стало. Как будто это раз плюнуть!
— Где девчонка сейчас? — еще тише спросил Канталупов.
— Я велел ей ехать в Чертаново. Пусть покатается.
Потом будет ждать у метро. Анна так велела — пусть ждет долго. И те, кто за ней следят, пусть ждут.
— Как долго?
— До темноты. Она велела тебе тоже ехать туда.
— Конечно, — хмыкнул Канталупов, — ты ж без меня не справишься.
— Она сказала — девчонка должна быть доставлена живой. Это его приказ. Иначе… ну, сам знаешь.
— А те, кто за ней следят? Если они и правда есть? Как быть с ними?
— Это на твое усмотрение. А я… я не знаю, я ничего уже толком не знаю. Мы не успеем!
— Мы все успеем, не скули. Канталупов закрыл крышку мобильника.
— Вы что же, Иван, уже уходите? — спросила Вера Ильинична.
— Да, спасибо за чай.
— Вы же хотели подождать Ирину.
— Мне надо идти. Завтра… — он помедлил, — я увижу вашу прекрасную дочь.
— Вы какой-то странный… Вы здоровы? У вас нет температуры?
— Нет. — Канталупов улыбнулся.
Улыбнулся, ощерив пасть, и дракон. Стены этой старой московской квартиры в одночасье стали ему тесны. И он смел их одним взмахом крыльев; стол, чашки, скатерть, пианино, диван, фальк — все полетело в тартарары.
Над Радужной бухтой сгущались сумерки. Ветер шумел в кронах старых сосен. Последние сполохи заката гасли в окнах второго этажа дома за высоким забором. Наблюдение откровенно скучало. Время словно сочилось по капле. И ничего не происходило. Автоматические ворота были наглухо закрыты. С участка не доносилось ни звука. В машине наблюдения находились двое оперативников. Оба были молоды и оба буквально изнывали от вынужденного безделья. Сидевший за рулем старший группы возился с рацией, его напарник сзади от скуки терзал свой мобильник, вымучивая какую-то нудную игру.
Прошло полчаса. Закат погас. Внезапно автоматические ворота бесшумно открылись, и в сумерках с участка медленно и плавно, как ладья, выплыл белый лимузин. Тот самый.
— Внимание, пошло движение. — Оба наблюдателя мгновенно ожили.
Их оперативная машина находилась метрах в двухстах от дома в зарослях. Белый лимузин вырулил на дорогу. Автоматические ворота плавно закрылись.
— Что делать? Ехать за ним? Надо проверить, остался ли кто в доме. — Оперативники решали, как быть.
Дом словно таял в наплывающей тьме. Ни одно из его окон не зажглось. Не включилась и мощная подсветка на участке. А вот белый лимузин, напротив, несколько раз мигнул своими яркими фарами.
— Они уезжают. В доме никого нет. Следуем за ними. — В машине наблюдения были рады-радешеньки хоть какой-то активизации оперативной обстановки.
Выждав контрольное время, оперативная машина последовала за лимузином. По дачному шоссе тот ехал медленно, но, достигнув автотрассы, сразу прибавил скорость, направляясь к Москве.
Наблюдение вело его аккуратно и грамотно, как тому и учили во всех профессиональных инструкциях, — с соблюдением режима скорости и допустимой дистанции. Огромная белая машина привлекала всеобщее внимание в плотном потоке движения. Вот она плавно остановилась у светофора. Вот снова тронулась. Вот свернула на МКАД. Машина наблюдения ехала следом.
Белый лимузин направлялся явно в центр. Проехал по Ярославскому шоссе до Ростокина, миновал Сокольники. Остановился на светофоре на Каланчевке. Затем свернул направо и углубился в сеть улочек у площади трех вокзалов. Возле желтого особняка с ярко освещенными окнами в Живаревом переулке лимузин остановился. Машина наблюдения затормозила поодаль — на углу. Оперативники ждали. Вот сейчас из лимузина покажутся те, за кем они ехали из такой дали от самой Радужной бухты…
Мягко хлопнула дверь со стороны водителя. Из лимузина вылез некто в черной форменной одежде охранника. Кроме него, больше никого не было. Некто в черной форме охранника осмотрел лимузин, включил сигнализацию и не спеша, вразвалочку направился к освещенному подъезду особняка.
Оба оперативника выскочили из машины и бросились за ним:
— Гражданин, эй, гражданин, постойте!
— В чем дело? — Он обернулся.
— Мы из уголовного розыска. — Старший группы наблюдения буквально под нос сунул ему служебное удостоверение. — Вы кто такой? Ваши документы!
— Я кто такой? Моя фамилия Глухов Игорь Петрович. Я сотрудник автофирмы «Конкорд», а это вот наш офис. Вот мои права, пожалуйста. А в чем дело?
— Это ваша машина? — Старший группы наблюдения кивнул на лимузин.
— Это машина нашей фирмы. Несколько дней назад она была взята в аренду. И сегодня вечером я должен был пригнать ее назад от клиента. Вот я и пригнал.
— То есть как? Вы приехали на виллу в Радужную бухту? — Да, я приехал. Мне же надо было забрать автомобиль.