— Слушай, не тяни резину! — взмолился Кравченко.
— По заключению эксперта, кровоподтеки подобной формы не могли образоваться от воздействия бетона.
И убийца тоже тут ни при чем. Это действительно результат побоев, только Шипов схлопотал их раньше. Давность причинения — два-три дня, понимаешь? Два-три дня до того, как он оказался там, где мы его обнаружили.
— Получается, что Шипова избили накануне?
— Ну, это сильно сказано — избили! Эксперт квалифицирует это как легкие телесные повреждения: ушибы мягких тканей. Однако синяки все же заметные — спина-то у него словно досочка, узенькая. Худенький он паренек был, бедолажка.
— И чем же эти побои причинены? Кулаками?
— Эксперт склонился к определению «твердый предмет продолговатой формы».
— Палка, что ли?
— Что-то вроде тонкой палки.
— Хлыст?
Сидоров только руками развел: мол, понимай как хочешь. Больше ничего не скажу.
— А комплексная экспертиза зачем? — искренне удивился Кравченко. — Это же, считай, по новой все будет?
— По новой. С похоронами, видно, повременить придется. Валентина наша Алексеевна перестраховывается.
Может, это, конечно, и правильно. Ей же это все доказывать потом, если мы шизанутого или не шизанутого, — Сидоров особо выделил последнее слово, — с поличным возьмем. Следователю нашему неясен вопрос с кровоподтеками. Точнее, с давностью их причинения. По всей логике его именно нападавший должен был отделать. А тут вроде нестыковочка. А ей очень хочется, чтобы это так и было.
— Прокурорше? Почему?
— Потому что так проще, — Сидоров вздохнул. — Для дела проще. А то много всяких вопросов возникает: певца вашего избили незадолго перед смертью. Кто? Ведь он приехал совсем недавно. И недели ведь не прожил, как его замочили. Да и все твои…
— Не мои.
— Ну, зверевские родственнички, они же приехали когда? Двенадцатого сентября вечером. А брат ее и Новлянские тринадцатого. А Шипова уже шестнадцатого убили, причем среди бела дня. И получается, что в этот короткий промежуток времени мальчишка уже успел раньше от кого-то схлопотать. Когда? От кого? За что? Кстати, а ты со своим дружком когда тут у нас нарисовался на горизонте?
— А ты когда на первый труп выезжал? Забыл, что ли? — огрызнулся Кравченко.
— Ах да, запамятовал. Это я так, — Сидоров плотоядно улыбнулся, словно сожалея о чем-то вкусном и приятном. — В общем, многое тут не стыкуется, Вадик. Такие люди: мировая знаменитость, актеры, интеллектуалы, музыканты — все из себя там. И вдруг нате — побои. С чего же это паренька кто-то так плотно приголубил? И почему именно по спине? А не в физиономию, например, съездил.
Вот что мне, помимо всего прочего, хотелось бы узнать.
Кравченко молчал. Потом кивнул, давая понять — ясно, мол, чего ты от меня, опер, хочешь. Ясно.
Потом, уже в машине, они читали долгожданную копию заключения судебно-медицинской экспертизы. Кравченко пробегал глазами страничку за страничкой убористого машинописного текста: так, рана на горле.., длина… глубина раневого канала.., механизм нанесения.., положение потерпевшего в момент удара… Все правильно, Сидоров ничего не переврал, не упустил. Далее — кровоподтеки кожных покровов на плечах, на правой лопатке, поясничном отделе справа… Давность 2 — 3 суток, механизм причинения…
Ознакомившись, он вернул заключение Сидорову. Тот сложил его аккуратно и спрятал во внутренний карман куртки-"пилотки".
— Ну вот что, Вадик. Баш на баш. Я свою часть выполнил честно, как видишь, теперь очередь за тобой. Началь-ство требует активизации розыскной работы. Шило в его заведении свербит. — Последние слова опер произнес с ядовитой лаской. — А Пустовалов пока что-то плохо ловится. А мне позарез нужен фигурант. Любой. Но, из числа ЕЕ домочадцев. Дело это мне все больше нравится начинает. Так что хочу я не ударить с ним в грязь личиком.
С САМОЙ, естественно, начинать мне никто не позволит: наших наверху кондрат хватит, а мне просто голову оторвут вместе с моими жалкими погонишками. Но вот с остальными поработать — рискнуть стоит. Твое дело в этой ситуации: зацепить любого из них. Повторяю — любого, мне без разницы пока, с кого начинать. На чем цеплять — ищи сам. Но я хочу предметного разговора, предельно жесткого разговора. Это интеллектуально-музыкальное болото пора как следует пугнуть. И посмотреть, кто выскочит из своей тихой тины первым и засуетится. Так-то, действуй, дружок. Сутки тебе на размышление и подготовку. Но к четвергу я должен знать фамилию первого фигуранта. Звони — если что — днем мне в отдел, а ночью — на-ка вот номерок. Там связь, правда, не ахти, но что надо услышу.
— Это в лесную школу, что ли? — ухмыльнулся Кравченко, задетый командирским тоном опера: ах ты мент, не запряг еще, а туда же. Инструктирует.
— А за такие предложения можно и… — Сидоров фыркнул. — Ладно, не зли того, кто к тебе всей душой. Не надо, а то аукнется тебе это, Вадик. Наташка — женщина правильная. И потом.., я, может, еще женюсь на ней… когда-нибудь.
Удивительно, но факт: даже посреди самых бурных, волнующих, трагических и таинственных событий нас порой берет в плен самая банальная скука. И тогда ничто уже не возбуждает наш интерес, а каждый необходимый поступок превращается в форменную пытку. Апатия властно овладевает нами, и даже тайна теряет свою притягательность перед вялым состоянием покоя, воцаряющимся в нашей душе вопреки нашей воле. Отчего так происходит — бог весть. Но многие люди, точно рептилии в сезон спячки, подвержены этому духовному оцепенению.
Сергей Мещерский, как никто, знал за собой подобный грех жесточайшего сплина, как мог, пытался бороться, но…
Вот и сейчас ситуация требовала активных действий (пусть даже бесцельных, но хотя бы создающих видимость работы по делу в глазах нанимателя). А ему встать с кресла и куда-то двинуться было лень, но даже сидя разговаривать ни с кем не хотелось. Затаившись на террасе-лоджии на уютнейшем диване, он лениво из-под полуопущенных век наблюдал, как в доме шла генеральная уборка.
Явилась жена газовщика — бойкая пышка, похожая на резиновый мячик на тонких ножках. Оказывается, она приходила к Зверевым убираться два раза в неделю. Шипов-младший извлек для нее из чулана моющий пылесос, Александра Порфирьевна вручила тряпки, швабру и метелку для пыли, и работа закипела.
По такому случаю все домочадцы откочевали на свежий воздух, чтобы не наглотаться пыли.
Зверева и Корсаков ушли к озеру. Певица надела черный брючный костюм и соломенную шляпу с крепом — ни то ни другое при ее массивной фигуре, на взгляд Мещерского, ей совсем не шло.
Файруз и Зверев на шикарном черном «Феррари» уехали в город. Зверев украдкой подмигнул Мещерскому: «Бар опустел. А в горе-злосчастье русский человек что больше всего уважает? То-то. Вам, Сергей, что купить?»