Темный инстинкт | Страница: 63

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

И потом, ты серьезно думаешь, что кому-то придет в голову снова влюбиться в такого вот истерика?

— У человека семья погибла, — Кравченко вздохнул. — И опять же по твоей логике вещей, мы должны стать к Корсакову более милосердными, что ли…

— Если он убил Сопрано из ревности с корыстью, Звереву ему убивать просто смысла нет. И кого-то другого тоже. Зачем? А ОНИ ЖДУТ. Понимаешь? И я тоже начал ждать, — Мещерский помрачнел. — Это как групповой психоз. В этом доме действительно новая гроза собирается.

— Мне это же Алиса сегодня говорила. Вредная она барышня для нас, Серега. Но выходит, тоже шестое чувство в ней шевелится, а может, прикидывается она. — Кравченко потер лицо ладонью. — Действительно хаос грядет полнейший.

— А мы никаких мер с тобой не принимаем к защите…

— Кого? Ты мне имя назови, кого ты защищать рвешься. ЕЕ? Одну? — И Вадим с досадой отвернулся. — А может, мы все и накручиваем, — сам себя успокаивал Кравченко, — и ничегошеньки тут больше не случится. И психа нашего с топором Сидоров один на один в честном бою возьмет.

Мещерский не отвечал. Что толку злиться на Вадькины подначки? Он посмотрел на оранжевое солнце, клонившееся к закату — в тихие прозрачные воды озера. Вот и четвертый день позади, а ничего не сделано. И ясности никакой. Солнце в тучах тонет — к перемене погоды. Сентябрь, сентябрь… Скоро здесь дожди начнутся, потом и снег — север все-таки. Комплексную экспертизу когда-нибудь да проведут, с похоронами определятся, засыплют .Сопрано землей пополам с песком, набросают на могилку цветов и.., все уедут из этого дома. И тайна так и останется тайной.

— Мы тут всего четыре дня, — донесся точно издалека голос Кравченко. — А тут столько уже всего случилось, что по твоей, Серж, логике нам всем нужен ха-а-роший таймаут.

Но тайм-аута взять не пришлось. Напротив, лавина последующих событий обрушилась на дом у озера с такой стремительностью, что некоторые из его обитателей стали всерьез помышлять о бегстве из этого проклятого, как они говорили, места. Но все это случилось ПОЗЖЕ. А пока…

Первым сигналом надвигающегося кровавого хаоса стали прогремевшие один за другим в ночи два выстрела.

А началось все около половины одиннадцатого. До этого без малого час, сразу после ужина, приятели провели на террасе в обществе Марины Ивановны. По ее настоятельной просьбе Мещерский рассказал все, чему стал свидетелем в паспортном столе и на обратном пути. От комментариев удерживался. Зверева тоже не задала ни единого вопроса. Когда Мещерской кончил, сказала всего одно слово:

— Спасибо.

И поднялась.

Они тоже поднялись.

— Если вас не затруднит, попозже посмотрите, как он там, — певица прятала глаза.

— Корсаков спит. Он пьян, — ответил Кравченко.

— Все равно. Посмотрите. Попозже.., я волнуюсь за него. Он так переживает. — Она направилась к лестнице. — Надо воздухом перед сном подышать.

— Разрешите вас проводить? — Кравченко двинулся следом.

— Я хотела бы побыть одна. Я только до озера и обратно.

— Марина Ивановна, но уже слишком поздно. И потом, мы отвечаем в какой-то мере за вашу безопасность.

Это наша работа.

— Простите, но я хочу побыть одна. — Зверева улыбнулась. — И пожалуйста, не ходите за мной инкогнито, как охранники за Сталиным. Даже его это выводило из себя.

— Раз вы не позволяете, мы не сделаем ничего против вашей воли.

— Спасибо, я и не сомневалась.

Когда она вышла, Мещерский шепнул:

— Тайное сопровождение клиента — это мысль. За Хозяином Берия по-пластунски ползал на Ближней Даче.

Рискнем и мы, а, терминатор?!

Кравченко плюхнулся в кресло и вытянул ноги.

Около четверти одиннадцатого он постучался в комнату Корсакова, находившуюся в том же крыле, что и терраса, по соседству с комнатами Новлянского, Зверева и Шипова-младшего. Алиса обитала в мезонине с балкончиком, выходившем на скат черепичной крыши. Напротив ее дверей находилась ванная, прачечная и комната Александры Порфирьевны.

Корсаков спал на диване, одетый, до пояса укрытый клетчатым пледом. Забинтованная рука его покоилась на груди.

Возвращаясь к лестнице, Кравченко в коридоре натолкнулся на Зверева. Тот вышел из ванной — на щеках его еще белели клочья пены, он был почти голый, только полотенце запахнул на бедра. Кравченко с завистью отметил, что дубляжник действительно еще «мужик хоть куда» — мускулистый, холеный, подтянутый. Загорелая кожа — чистый атлас. Видимо, на уход за своим телом Зверев тратил уйму денег — на всех этих косметологов, массажистов, тренеров, на лосьоны и тренажеры, кремы и мужскую парфюмерию. Но при всем при этом бритва, которую он держал в руке, выглядела очень старомодно: станок из тяжелой нержавейки, сборный, а лезвие зажато между двух пластин. Кравченко удивил и столь допотопный бритвенный прибор в руках такого денди, и то, что денди вдруг задумал на ночь глядя скоблить себе физиономию. С чего бы это?

— Я думал, это Марина Ивановна к Димке заглянула, — сказал Зверев, придерживая левой рукой полотенце. — Она его проведать после ужина собиралась.

— Корсаков спит, а Марина Ивановна на прогулку ушла. Какая у вас бритва интересная, Григорий Иванович.

— Антикварная вещь, — Зверев усмехнулся. — А другие моя кожа не выносит. Какие я только не пробовал, все — дрянь. А это моя самая первая бритва, Вадим. Мне ее отец подарил, мне только шестнадцать исполнилось.

Мы тогда летом на нашей даче жили в Малаховке. Я спал и видел себя этаким зрелым дядей — девочка мне одна жутко нравилась, а за ней дембель ухаживал. Вот такие усы себе отрастил, паразит. А я, в общем… — Зверев стер пену со щеки. — С тех пор эта бритвочка со мной всегда и везде. — Он развинтил станок и вытряхнул лезвие на ладонь. — Корпус — золингеновская сталь, довоенная еще. Отцу трофеем под Кенигсбергом от фрица досталась. А он мне передал.

Только вот лезвия нынешние — мура мурой. Вы «Стейнхарпер» не пробовали, нет?

— Увы, — Кравченко развел руками. — А ваш отец музыкант был?

— Инженер. Мосты строил. Мы где только не жили!

И на Енисее, и в Грузии. Потом он уже в министерстве стал работать, тут нам полегче стало. Даже деньжонки кой-какие в семье завелись. Дачу он в Малаховке стал строить — так, теремок, но радовался как мальчишка! Хороший был человек наш батя, душевный, правильный. Эх, посмотрел бы, какие дома сейчас его Маринка приобретает! Ну, бритвой похвалился, теперь.., да вы что в дверях-то, Вадим, заходите, мы…

— Нет, пойду, не буду вам мешать.

— Тогда время не подскажете?

Кравченко взглянул на часы, но не успел даже ответить, как они услышали ТОТ САМЫЙ ХЛОПОК — РАЗ! Выстрел прогремел в ночи совсем недалеко от дома. И сразу следом за ним — второй, словно эхо. Только это не было эхо.