Павловский газанул, проехал вперед, снова остановился, вышел и начал открывать въездные ворота. Катя все еще шла вдоль ограды дачи Бранковича. Окна второго этажа (только их и было видно) были темны. Участок не освещен.
— А соседа вашего что-то нет, — сказала она, подходя.
—Савва сегодня утром на машине куда-то укатил, — Павловский посмотрел на дом соседа. — Деньги, наверное, кончились, поехал из арт-дилеров своих вытряхивать. Он вернется, никуда не денется. Прошу, заходите.
Глухие ворота со скрипом открылись. Катя вошла: обширный тенистый участок тонул в сгущающихся сумерках. Везде еще были свежие следы неоконченного строительства и ремонта. Павловский загнал машину в гараж. На первом этаже водном из окон вспыхнул свет.
— Шура, ты? С кем это ты — с Лисой, что ли? — окликнул Павловского хрипловатый молодой голос. — Лисичка, чао!
— Ты выйди, поздоровайся и увидишь, кто у нас, — откликнулся Павловский.
Над входной дверью вспыхнул матовый светильник. Загорелась и садовая подсветка — стеклянные фонарики, окаймлявшие дорожку. В этом матовом неярком свете, старые липы и березы, росшие на участке, сразу точно ожили, превратившись в призрачных изумрудных великанов. И Катя подумала, что эти каким-то чудом сохраненные во время глобальной перепланировки бывшей территории опытной семенной станции деревья видели на своем веку очень многое. Возможно, даже то, что стало с годами мистической легендой.
— Ба, какие люди и без охраны! — В освещенном дверном проеме появился Константин Туманов. Катя тут же узнала в нем развязного субъекта, что встретился ей на дороге в полях в ее первое посещение Славянолужья. Что-что, а память на лица у нее была хорошая.
— Ты бы, Шура, намекнул мне, кто к нам в гости вечером заглянет на огонек. Я бы речь приготовил на всякий пожарный, — сказал Туманов, разглядывая Катю. Делал он это совершенно открыто, не таясь и не смущаясь. Причем той дело наклонял голову то влево, то вправо, словно хотел составить себе самоё полное впечатление о достоинствах и недостатках Катиной внешности.
Стоя на дорожке под липой, чувствуя на себе эти откровенно раздевающие взгляды, Катя сразу горько пожалела, что явилась к Павловскому и Туманову одна, без участкового Трубникова, Есть вещи, которые даже в роли представителя закона женщине лучше делать вместе с напарником-мужчиной.
— Проходите в дом, — пригласил Павловский (он возился с замком гаража). — Костя, не стой столбом. Проявляй радушие и гостеприимство.
— Вас как зовут? — по-свойски спросил Туманов.
—Екатерина, — Катя вспомнила, что в прошлый раз на дороге Туманов обращался к ней сугубо на ты.
— Я думал, Шурка, ты с Елизаветой, а ты с Екатериной, — широко ухмыльнулся Туманов, — как Потемкин. Заходите, не стесняйтесь. Мы люди смирные, деревенские. Не кусаемся. А где же ваша следственная папка, где протоколы?
— А я пока так, без протоколов. Устно, — сказала Катя. — Александр Андреевич, я постараюсь вас надолго не задержать.
Туманов ухмыльнулся еще шире и распахнул перед Катей входную дверь.
Из всего большого двухэтажного дома Катя в этот вечер увидела только холл, занимавший весь первый этаж. В доме, как и снаружи, не закончилось строительство, о чем свидетельствовали стойкие, невыветрившиеся запахи краски, морилки, клея, свежеструганых досок, стопы сложенных у стен обшивочных панелей, туго скрученные рулоны ковровых покрытий.
В самом холле стены уже были отделаны деревом, но мебели пока еще было маловато. Зато вся она была новая, не дешевая: кожаные высокие кресла у выложенного серым грубым камнем камина, более похожего на очаг троллей, овальный стол из светлого бука, коричневые мягкие диваны в нише у окна. На столе царил холостяцкий беспорядок: фаянсовые кружки с недопитым кофе соседствовали с пепельницей, полной окурков, выключенный темный ноутбук был небрежно сдвинут на край. Рядом на стопке каких-то документов обложкой вверх лежала раскрытая потрепанная книга.
Большой телевизор в углу работал: на экране разыгрывалась брутальная постельная сцена. Крики и вздохи, стоны и вопли, сплетение гибких мускулистых тел, черные как ночь женские кудри, разметавшиеся среди шелковых подушек. Мужчина в кадре был только один, а женщин — амазонок, красоток, прелестниц и фурий — три. Среди постельных волн страстной мельницей мелькали руки, ноги, бедра, пятки, загорелые упругие ягодицы, сочно накачанные силиконом бюсты.
От неожиданности Катя не знала, куда смотреть — на Туманова, совсем не спешившего выключать это пламенное порно, на потолок, стену, на Павловского, входившего в холл; на молочно-белый абажур настольной лампы, на раскрытую вверх Обложкой книгу. Александр Дюма. Граф Монте-Крис-то — взгляд ее, ослепленный раблезианской оргией плоти на экране, случайно зацепился за название книги. Старый добрый и вполне невинный папаша Дюма…
— Выключи, — сказал Павловский. Туманов взял пульт, и телевизор погас.
— Извините, — Павловский повернулся к Кате, — у нас тут такой бардак. Утром с Костей чуть свет уезжаем, возвращаемся поздно. Кстати, друг, а ты давно приехал, а? — спросил он Туманова.
— Час назад. Участок смотрел, тот, что на той стороне у запруды. Трава хорошая, завтра можно будет перегонять молодняк туда.
— Ладно, об этом после. Так мы слушаем вас внимательно, — Павловский подвел Катю к креслу усадил, сел напротив, подперев подбородок с ямкой кулаком. Жесты его были нарочито вежливы и очень пластичны.
— Вы насчет убийства Артема Хвощева к нам? — спросил Туманов. — Жалко парня, пропал ни за грош.
— Вы его хорошо знали? — спросила Катя.
— Хорошо мы сами себя не знаем, — это сказал Павловский. Встал, гибко наклонился к буковому бару у окна, открыл резные дверцы и достал бутылки, рюмки. Что-нибудь выпьете?
— Нет, спасибо. — Катя смотрела какой аккуратно ставит на низкий столик у камина спиртное.
Туманов подошел к Катиному креслу и облокотился на его высокую спинку.
— Мы были знакомы… не близко, а так, по-соседски, больше с его отцом Антоном Анатольевичем Хвощевым, — продолжил Павловский. — Костя, у нас лед есть в холодильнике?
— У нас все есть, даже закуска.
— Ну, организуй по-быстрому.
Туманов отлепился от Катиного кресла, вразвалку пересек холл и скрылся в недрах дома.
— С Хвошевым у нас дела были до того, как он в больницу попал, — сказал Павловский. — Мы покупали и покупаем у него на заводе корма.
— Артем участвовал в отцовском бизнесе? — спросила Катя.
— Он студентом был. Учился. Антон Анатольевич считал, что пока ему рано связываться с производством. У них ведь спиртзавод, а там своя технология и свои порядки.
— И даже после авиакатастрофы, в которой Хвощев так пострадал, Артем не стал заниматься семейным делом?
— Нет, да и что он мог, что понимал в делах в свои двадцать лет? — Павловский пожал плечами. — Он и бывал-то здесь у отца от раза к разу. В основном жил в Москве. Когда Хвощев попал в госпиталь, насколько я знаю, он передал все дела Чибисову Михаилу Петровичу — вы наверное, уже видели его. Они с Хвощевым старые друзья.