— Значит, он сообщил, что знакомил с Берберовым кого-то еще из девушек. Имени не называл?
— Нет.
— А при каких обстоятельствах он дал Берберову телефон Лавровского? — Никита быстро задавал вопросы: «Куй железо, не отходя от кассы!» — Вообще какой телефон он ему дал? «Рампы» или...
— Ничего я больше не знаю, — вздохнул Могиканин. — За что купил, за то продаю. Про геронтофила добавил Вова одно только слово: «Сука», в чем я с ним полностью солидарен. Звонили мы ему ночью, чтобы выяснить все на месте, не откладывая в долгий ящик. Только не было дома Артурчика — амуры крутил в доме престарелых.
— А что произошло сегодня днем? — спросил Никита.
— Да полаялись они по телефону — вот что! Тот его послал, ну а Вовка не стерпел. Поговорить хотел, разобраться так же, как и вы. Законное право имеет. Только геронтофила-то все где-то носило. А сегодня они встретились.
Я как от ребят в общаге узнал, что он на Кузнецкий попер, сразу за ним побежал — думал, может, помочь чем надо. Ну, не сдержался мужик, врезал подлецу пару раз, пойми ты. — Коротышка проникновенно заглянул Никите в глаза. — Это ж понять надо, а вы его сразу в отделение, в вытрезвитель! Ведь не за что же! С этой публикой не так еще разбираться надо.
— У вас лично есть какие-то соображения, почему вся цепочка исчезновений и смертей замыкается на Берберове? — спросил Никита. Он любил слушать умозаключения свидетелей и очевидцев — такие перлы попадались.
— У меня соображение одно: извращенцам правила не писаны. Тот, кто старух лижет и ради этого на стенку лезет, способен на что хотите. И не возражайте мне!
— Да я и не возражаю, хотя.., вы его не жалуете, я вижу. А вот многим его искусство, его модели очень даже нравятся...
— Искусство! Модели! — Коротышка скорчил гримасу, словно хлебнул уксуса, и изрек свое фундаментальное:
— СРАМОТА!
«На вкус и на цвет — товарища нет, — подумал Никита. — А Кате вот понравилось».
— Посадите Вовку, а? — спросил Могиканин. — Слышь, Никита Михалыч. Слышь... Никит... Не за что ведь. Ей-Богу, ни за что посадите.
— Ни за что не посадим, — ответил Колосов двусмысленно, но бодро. — Разберемся мы во всем, не волнуйтесь вы. А за сообщение — спасибо.
— Геронтофилов развели, — бурчал Могиканин и уже в дверях строго осведомился:
— У нас полиция нравов действует? Я, как налогоплательщик, имею право знать.
Колосов только пожал плечами.
Посещение выставки Российского турклуба в Экспоцентре на Красной Пресне стало событием, на время вытеснившим из Катиной души все впечатления Последних дней. Сергей Мещерский любил оказываться в центре внимания своих друзей именно в роли знаменитого путешественника, отправлявшегося, точно Чарлз Дарвин, на поиски неизведанного и неисследованного. И ни Катя, ни Кравченко не желали разочаровывать Князя своим равнодушием.
В среду Катя спешно выкроила два часа специально для посещения Красной Пресни. Кравченко вез ее туда молча. Он всю дорогу о чем-то сосредоточенно думал, хмурился, кусал губы.
— Ты что надулся? — осведомилась Катя. — Заболел или я тебя рассердила?
— Ни то и ни другое. — Он улыбнулся, но объясняться не стал.
«И не надо, подумаешь!» Катя отвернулась, сощурилась от яркого солнца: ну и марток! Этак еще ослепнешь, что значит: озоновый слой истончается. Она открыла бардачок и, увидев там Вадькины темные очки, потянулась к ним. Очки были самые пижонистые — даже Джеймс Бонд и то бы поостерегся нацеплять их на свой классический профиль. Катя, однако, нацепила, и...
— Боже, что это?
Она словно глядела в бинокль! Вон то окно в доме справа — оно же на седьмом этаже, а даже цветы на подоконнике видно! А вон чердак открыт на той крыше, и кошки дерутся... И трещина на лепном балконе — ну, просто рукой можно потрогать! Она сдернула очки.
— Это фантастика! У них такое увеличение. Для чего это, а?
— Игрушка для телохранителя. — Вадим снова улыбнулся. — Специальная шпионская штука: чтобы зрить и бдить, босса охранять от снайперов и разной сволочи, затаившейся на верхотуре.
— А с виду как обычные солнцезащитные.
— Так и должно казаться.
— А еще что у тебя есть из шпионских игрушек? Шприца с ядом в ботинке, случаем, не держите?
— Много будешь знать, Катенька, плохо кончишь.
— Подумаешь. — Она бережно вернула очки в бардачок и, помолчав, добавила:
— У кого четыре глаза — тот похож на водолаза.
Кравченко только кивнул, соглашаясь, взгляд его снова уперся в пустоту. Катя чувствовала — что-то с ним происходит, что-то не так. Она решила набраться терпения: авось вместе с Князем они растормошат этого умника.
Мещерский встречал их у входа — оживленный, румяный, взволнованный: серый клубный пиджак в клеточку расстегнут, галстук «нон шалон» съехал набок.
— Дай-ка я его тебе поправлю. — Катя привела Князя в порядок. — Ну вот, как белый человек Миклухо-Маклай. Телевидение приехало?
— Четвертый канал, «Клуб кинопутешествий» и «Дважды два», — перечислил Мещерский с гордостью.
— Отлично, отлично. Скромненько и со вкусом.
Вы стойте у стенда, а я сейчас. — Она юркнула в толпу, ища телевизионщиков.
Хоть бы знакомые попались, те, что на брифинги приезжают!
Знакомых, увы, она так и не увидела, однако телевизионщиков подстегивать и не требовалось. Они так и сновали по залу, перегороженному пластиковыми стендами и стойками-столами, и снимали все подряд.
Вскоре экспозиция, представляемая Российским турклубом, попала в поле их зрения. Мещерский дал энергичное и обстоятельное интервью корреспонденту залихватского вида, щеголявшему в объемном жилете цвета хаки с многочисленными карманами, набитыми аппаратурой. Он завороженно слушал каскад причудливых названий, рассыпаемых великим путешественником: Танганьика, Килиманджаро, Серенгети, Нгоронгоро...
А Кравченко по-прежнему хмурился, его недовольная физиономия составляла разительный контраст с излучающим блаженство лицом Князя. Распростившись с прессой, тот потер руки.
— Ну, ребятки, все. Сюжет пойдет, сказали. Вадь, ты что такой? Что-то случилось? Ты не заболел, часом?
— Нет.
— Ну вот что, пора подкрепиться и пропустить стаканчик. Здесь бар неплохой.
В переполненном баре они с великими трудами нашли свободный столик. Если бы не пластиковая карточка, пришпиленная к лацкану пиджака Мещерского, их бы просто не пустили: «Места только для членов клуба».
Мясо по-китайски Кате не понравилось. Она не любила свинину, даже такую хрустящую. Коктейль больше пришелся по вкусу. Она потягивала его и наблюдала, как Кравченко вяло жевал волован с ветчиной.