– К делу, – ворчливо напомнил Потапчук. – Сейчас не девятнадцатый век, даже не двадцатый, и факс – не такая уж редкость...
– Действительно, – согласился Глеб. – Вот если бы электронной почтой... Короче говоря, этот Козлов оказался обстоятельным мужиком и к каждой фамилии из своего списка приложил что-то вроде коротенькой биографической справки – кто такой, чем занимается, где обитает... Про некоторых написал даже, с кем живут. Словом, все, что удалось разузнать.
– Надо же, – удивился генерал. – Крепко же ты его напугал!
– Ну, напугал не напугал, а, скажем так, убедил, что установить истину – в его интересах.
– Ну, и что ты извлек из этого списка?
– Кое-что извлек. В основном там фигурируют строители, водители общественного транспорта, продавцы с разных рынков – словом, обычный ассортимент, те, кого в старину именовали лимитчиками. Но есть одна очень любопытная личность. Некто Ремизов Николай, москвич во втором поколении, имеет в одной из тамошних деревень дальнюю родственницу, что-то вроде троюродной тетки – в общем, седьмая вода на киселе. Как ни странно, он эту свою тетку время от времени навещает, помогает деньгами, даже дрова колет под настроение... Раньше, в дни золотого детства, он у нее гостил каждое лето – нюхал кислород, приобщался к простой крестьянской жизни, самогонку учился пить...
– Это имеет отношение к делу?
– Самое прямое и непосредственное. Когда Ремизову было пятнадцать или около того, он приобщился к модному развлечению – дракам деревня на деревню. Вот в одной из таких драк ему и перебили нос выдранным из забора колом...
– Ничего себе! – воскликнул Федор Филиппович, останавливаясь посреди скошенного луга. – И ты молчишь!
– Уже не молчу, – возразил Глеб. – Вы слушайте дальше, до самого интересного я еще не дошел. Я все утро выяснял про этого Ремизова все, что только возможно, устал как собака, а вы меня все время перебиваете.
– Ну-ну, – с легкой насмешкой произнес генерал, – говори, трудяга. Я весь внимание.
– Честно говоря, мне здорово повезло, – сказал Глеб. – Этот Ремизов значится в базе данных уголовного розыска. Привлекался, как вы сами понимаете, за драку с нанесением тяжких телесных повреждений, но отделался легким испугом – два года условно. Кто-то из подельников пошел паровозом, взял все на себя, и наш Бура получил второй шанс...
– Бура? – удивился Федор Филиппович. – Это ведь что-то из химии...
– Опять вы перебиваете, – с досадой сказал Глеб, – а время, – он посмотрел на часы, – время, товарищ генерал, идет. Через каких-нибудь два с половиной часа наш химический Бура прибудет на Белорусский вокзал, чтобы встретить там небезызвестную гражданку Митрофанову и, ясное дело, проводить ее домой со всеми вытекающими отсюда последствиями...
– С чего это ты взял? – изумился Потапчук. – Насколько мне известно, Митрофанова никуда не уезжала, а если бы даже и уехала, то откуда этому твоему Буре знать, когда она вернется?
– Вот и я думаю – откуда? – сказал Глеб. – Вы слушать будете?
По лицу Федора Филипповича прошла тень понимания, сменившаяся удивлением, затем возмущением и, наконец, глубокой, мрачной задумчивостью. Он молча кивнул, предлагая Глебу продолжать.
– Так вот, – продолжал Глеб, – Бура – это не из химии, это сокращение от Буратино. А Буратино его прозвали из-за перебитого носа, который является самой примечательной деталью его молодого организма. Каково? Словом, схлопотав условный срок, наш приятель Бура более или менее взялся за ум. Пару лет перебивался то тем, то этим, а потом ему повезло устроиться охранником... – Он выдержал эффектную паузу и спросил: – Как вы думаете, к кому?
Федор Филиппович резко повернулся к нему всем телом. Краска сбежала с его лица, губы искривились, словно от неожиданного удара, но генерал тут же взял себя в руки.
– Это точно? – спросил он и, не дождавшись ответа, процедил сквозь зубы: – Отлично. Я тебе покажу игру, с-сук-кин ты сын!
И звонко прихлопнул у себя на шее комара.
Ярко-красная спортивная "хонда" осторожно вползла с улицы в темный, заросший старыми деревьями двор и медленно покатилась вдоль длинного восьмиэтажного дома, поблескивая в свете горевших над подъездами фонарей, как диковинная елочная игрушка. Ее тормозные огни вспыхнули, озарив растрескавшийся асфальт рубиновым светом; затем на смену им загорелись белые огни заднего хода, и приземистая спортивная машина, коротко взвыв двигателем, одним точным и быстрым рывком въехала в узкий просвет между двумя гаражами-"ракушками", которыми была густо заставлена внутридворовая стоянка. Ворчание двигателя смолкло, узкие яркие фары погасли, и "хонда" полностью растворилась во мраке.
Ирина Андронова порылась в сумочке, нашла сигареты и зажигалку, немного опустила стекло слева от себя и закурила. Потом она еще раз чиркнула зажигалкой и посмотрела на часы. На часах было без двадцати одиннадцать. Это означало, что ждать ей придется никак не меньше часа, но Ирина не расстроилась: у нее имелись куда более серьезные поводы для переживаний. Кроме того, она испытывала настоятельную потребность еще раз хорошенько все обдумать, и темный салон спортивной "хонды" годился для этого ничуть не хуже, чем любое другое место. Здесь было тихо, темно и уютно, здесь приятно пахло натуральной кожей сидений и освежителем воздуха, и здесь ей никто не мешал.
Ирина курила глубокими нервными затяжками, глядя, как в ветровом стекле разгорается и гаснет красно-оранжевый огонек – отражение тлеющего кончика ее сигареты. Мысли теснились в голове, как пассажиры метро в час пик, стремящиеся во что бы то ни стало успеть на поезд, и, как пассажиров метро, их было чересчур много.
Сигарета догорела слишком быстро. Ирина сунула окурок в пепельницу и сейчас же закурила снова, горько сожалея о том, что под рукой нет ядовитой отечественной "Примы", а еще лучше – "Беломора", которым они, помнится, баловались, проходя практику после второго курса института. Заграничная дрянь, которую она курила в данный момент, казалось, вообще не имела вкуса.
Минуты тянулись, как века, зато мысли неслись бешеным аллюром, обгоняя друг друга, и прошло довольно много времени, прежде чем Ирина заметила, что они движутся по замкнутому кругу. Иначе просто не могло быть; догадки и предположения ничего не стоили, пока не были подтверждены фактами. Именно за подтверждением она сюда и явилась, хотя понимала, что легче ей от этого не станет.
Спустя какое-то время на корявом асфальте двора заплясали отблески фар приближающегося автомобиля. Ирина на всякий случай потушила сигарету. Ей хотелось посмотреть на часы, но она не отважилась зажечь огонь, чтобы не выдать себя. И без часов было ясно, что время ее ожидания близится к концу.
Ирина была почти уверена, что увидит такси, но вместо такси в поле ее зрения появился черный "БМВ", который остановился прямо напротив того самого подъезда, за которым наблюдала Ирина. Двигатель "БМВ" заглох, фары погасли, но из машины никто не вышел. "Так, – подумала Ирина, ощущая, как сильно, словно в предчувствии беды, забилось сердце. – Значит, все это неспроста. Значит, это не мои фантазии, значит, за всем этим действительно что-то есть..."