– Я старался действовать как можно лучше у тарана.

Бранд хмыкнул с сомнением и сказал:

– У тебя были собственные соображения.

Но разрешил Шефу остаться с Торвином и со все увеличивающейся грудой работы в лагере у Йорка, охраняемом и всегда готовом к отражению вылазки. Шеф немедленно начал возиться с моделями, с воображаемыми гигантскими луками, пращами, деревянными молотами. Одну проблему он по крайней мере решил – если не практически, то в теории.

Снаружи кузницы послышался топот, звуки тяжелого дыхания. Трое в кузнице, как один, двинулись к двери, раскрыли ее. За несколько футов от нее Торвин установил столбы, соединил их нитью и увешал гроздьями рябины, это означало пределы святого места. К одному из столбов прислонился человек в грубой мешковине. Железный ошейник показывал его статус. Он в отчаянии смотрел на троих вышедших из кузницы, потом облегченно вздохнул, увидев на шее Торвина молот.

– Убежище, – выдохнул он, – я прошу убежища. – Говорил он по-английски, но использовал латинское слово.

– Что такое sanctuarium? – спросил Торвин.

– Убежище. Он просит, чтобы мы защитили его. У христиан беглец может спрятаться в церкви и будет под защитой епископа, пока его дело не будет решено.

Торвин медленно покачал головой. Показались и преследователи – с полдюжины, по внешности гебридцы, самые проворные ловцы рабов. Теперь, видя добычу, они не торопились.

– У нас тут нет такого обычая, – сказал Торвин.

Раб завопил от страха, увидя его жест, и схватился за непрочный столб. Шеф вспомнил, как сам вошел за пределы этой нити, не зная, на что идет. Может, на смерть. Но он смог назвать себя кузнецом, товарищем по ремеслу. А этот человек кажется простым работником, ничего ценного не знающим.

– Пошли с нами, ты, – сказал предводитель гебридцев, ударив раба в ухо и отдирая его руки от столба.

– Сколько ты за него хочешь? – неожиданно спросил Шеф. – Я куплю его у тебя.

Взрыв смеха.

– Зачем он тебе, Одноглазый? Мальчик нужен? В загоне есть получше.

– Я сказал, что куплю. Смотри, у меня есть деньги. – Шеф взял «Месть тролла», порылся в земле у входа в кузницу, достал кошелек и извлек из него несколько монет – свою скудную долю от набега под командой Бранда.

– Нет. Приходи к загонам, продам тебе раба в любое время. А этого нужно увести, он послужит примером другим. Тот, кто сбежал от одного хозяина, думает, что сможет сбежать и от другого. Надо им показать, что не выйдет.

Раб кое-что понял из этого разговора и завыл от страха, на этот раз еще отчаянней. Воины схватили его за руки и за ноги и начали тащить, при этом стараясь не повредить товар, а он отбивался.

– Подвески, – кричал он. – Мне говорили, что люди с подвесками помогут.

– Мы не можем помочь тебе, – сказал по-английски Шеф. – Тебе нужно было оставаться у твоего английского хозяина.

– Я был рабом у черных монахов. Ты знаешь, как они обращаются с рабами. А мой хозяин был хуже всех – Эркенберт, дьякон, тот, что делает машины...

Рассерженный гебридец потерял терпение, вытащил мешок с песком и ударил. Но промахнулся и попал рабу не в висок, а по челюсти. Треск, челюсть вывернулась, из угла рта потекла кровь.

– Э... кр... берт... Он дья... вол. Дел... ет дьяв... льские м... шины.

Шеф схватил перчатки, надел, взялся за алебарду. Клубок людей откачнулся на несколько шагов.

– Подождите, – сказал Шеф. – Этот человек ценен. Больше не бейте его.

«Десять слов», – подумал он. – «Десять слов – все, что мне нужно. И я буду знать принцип действия большого лука».

Раб, отбивающийся с силой отчаяния, высвободил одну ногу, пнул ею. Один из гебридцев с бранью согнулся.

– Довольно! – выпалил предводитель. Шеф прыгнул вперед, чтобы помешать ему, но не успел: тот достал из-за пояса нож и ударил им слева. Раб дернулся и обвис.

– Тупица! – крикнул Шеф. – Ты убил одного из тех, кто делает машины!

Гебридец повернулся к нему с искаженным от гнева ртом. Он собрался заговорить, но Шеф со всего размаха ударил его по рту железной перчаткой. Тот отшатнулся и упал. Наступила мертвая тишина.

Гебридец медленно встал, выплюнул зуб, потом другой. Посмотрел вокруг, пожал плечами. Труп раба бросили, повернулись и ушли к лагерю.

– Ну, вот, ты и добился, парень, – сказал Торвин.

– Чего добился?

– Сейчас возможно только одно.

– Что?

– Хольмганг, поединок насмерть.

3

Шеф лежал на соломенном матраце у горна, беспокойно ворочаясь во сне. Торвин накормил его сытным обедом, который в других условиях он бы приветствовал после все уменьшающихся порций. В лагере стало трудно с продовольствием. Но ржаной хлеб и жареная говядина тяжело лежали в желудке Шефа. И еще тяжелее были его мысли. Ему объяснили правила хольмганга, они сильно отличаются от обычной схватки, такой, в какой он убил ирландца Фланна несколько месяцев назад. Он знал, что все преимущества на стороне противника. Но выхода нет. Вся Армия с нетерпением ждала утренней схватки. Он в ловушке.

И по-прежнему он думал о машинах. Как их строят? Как построить еще лучше? Как пробить стены Йорка? Он медленно погрузился в тяжелый сон.

* * *

Он на какой-то отдаленной равнине. Перед ним возвышаются чудовищные стены. Такого размера, что стены Йорка, да и любые другие построенные смертными кажутся крошечными. Высоко на них фигуры, которые он видел раньше в своих снах – «видениях», как называет их Торвин, – массивные фигуры с лицами, как лезвия топоров, со строгим серьезным выражением. Но теперь на лицах озабоченность, тревога. Впереди к станам поднимается другая фигура, еще более гигантская, чем боги, такая огромная, что возвышается даже над стеной, на которой стоят боги. Но у этой фигуры нечеловеческие пропорции: мощные ноги, толстые руки, разбухший живот, зубастая пасть – все вместе напоминает гигантского шута. Недоумок, один из тех, что рождаются недоразвитыми и, если отца Андреаса не оказывается поблизости, быстро упокоиваются где-нибудь в болотах Эмнета. Гигант подгоняет огромную лошадь, соответствующую ему по размерам, лошадь тащит телегу, на ней камень величиной с гору.

Шеф понимает, что камень должен закрыть брешь в стене. Стена не завершена, но почти закончена. Солнце в этом странном мире садится, и Шеф знает, что если стена будет закончена до захода солнца, произойдет нечто ужасное, невероятно страшное. Поэтому боги смотрят с такой тревогой, поэтому гигант так подгоняет свою лошадь – Шеф видит, что это жеребец, – подгоняет с возгласами радости и ожидания.

Ржание откуда-то сзади. Еще одна лошадь, на этот раз более нормальных пропорций. Кобыла, с гнедой шерстью и гривой, закрывающей глаза. Она снова ржет и скромно отворачивается, словно не понимая, какой эффект вызвал ее призыв. Но жеребец услышал. Он поднял голову. Сбросил постромки. Выглянул и напрягся его член.