— Верно, у НЕГО будет даже не два, несколько вариантов возможного поведения. Но, понимаешь ли, Слава, есть такое словечко патология. И они тут все к нему неравнодушны. Патология его прежнего поведения будет диктовать ему схему поступков и на этот раз. Должна диктовать. Или я ничего не смыслю в людях!
— Не знаю, что ты там в людях смыслишь, но попробовать кое-что в таком духе можно. Не сидеть же сложа руки, в конце концов. — Коваленко заметно оживился. Он вообще предпочитал энергичные оперативные действия (даже пусть не всегда нужные по делу) тихому кабинетному раздумью о «причинах и условиях». — Но ведь тут еще и обстоятельства важны, при которых он с этой самой нашей утечкой столкнется.
— Мы вызовем их всех в институт для… ну, скажем, для поголовного снятия отпечатков пальцев для дактилоскопической экспертизы. Дешево и сердито. И главное — тревожно. Объясним: мол, экономим время, чем гонять их всех к нам в главк, решили сделать все на месте, для того чтобы сравнить с…
— Но у нас ведь нет отпечатков! С чем сравнивать?
— Он в этом тоже уверен: как же, старался, сделала все, чтобы не «залапать» какую-нибудь вещицу неосторожно, и вот тебе первая неясность — что это, менты работу никак себе лишнюю ищут? НЕ С ЧЕМ ВЕДЬ СРАВНИВАТЬ, а они… А тут и вторая неясность появится, очень для него тревожная неясность.
— И что, будем вытаскивать на откатку всех сотрудников?
— Всех, кто получал в тот день деньги и присутствовал в институте в момент убийства Балашовой.
— И племянника ее? И этого старика змеелова? И ба-бу-ветеринаршу? И Юзбашева?
— Всех, Слава. И Иванову тоже. Занятная она, знает много, а лишнего слова от нее не добьешься. Я остановился для себя на семи подозреваемых, потому что они имели отношение к мустьерским камням. А эти рубила, сдается мне, тоже обманка для нас. Так что… тревожить будем все змеиное гнездо. Мы не знаем самого основного: мотива. И я задаю свой традиционный вопрос: зачем? И ответа пока не слышу. А посему играть будем СО ВСЕМИ. Но уже в нашу собственную игру. И вот что… утечку информации мы должны обставить так, чтобы; даже комар носа не подточил. И вот здесь мудрить и изощряться особенно не нужно. Все должно произойти очень естественно, невзначай.
Коваленко преданно мигнул. Он возвращался в родную стихию. Термин «оперативная комбинация» грел его мужественное сердце. Однако было у него на уме что-то, беспокоившее его совершенно особенным образом.
— Ну положим, если все случится так, как мы тут сейчас обговорили, ГДЕ именно он начнет предъявлять нам это свое новое «неопровержимое» доказательство вины Ольгина? Нам что, за всеми «наружку» пускать? За всей этой антропологической бандой? Так у нас сотрудников в управлении не хватит.
Никита чертил ручкой по листу бумаги: кружок, спираль, клеточки, вот домик с трубой появился.
— В этом деле есть очень любопытная деталь, Слава, — сказал он. — Помнишь, самое первое нападение на старушку в Ильинском он совершил в тихом закоулке — за гаражами? А потом вытащил труп на дорожку, ведущую на станцию, и череп разбивал камнем именно там, отчаянно рискуя быть замеченным пассажирами прибывающей электрички. И в Брянцеве потом, и в Новоспасском он всегда вытаскивал трупы на открытое место. А знаешь, для чего?
— Там ему самому было лучше видно, как с их головами расправляться.
— Нет, Слава. Он делал это для того, чтобы трупы быстрее нашли.
— ??
— Ему для чего-то надо было с самого начала громко заявить о себе, а затем постепенно подвести нас к базе в Новоспасском и опять же к Ольгину. К институту нас подвести, понимаешь? И если он решится на новое доказательство, чтобы уже окончательно утопить выпущенного на свободу Ольгина, он сделает это там, где жертву немедленно обнаружат и сразу же свяжут новое убийство с прежним. Он может рассуждать примерно так: что ж, хотя у Ольгина нет теперь препарата, но он все же остается человеком с ущербной психикой в глазах как сослуживцев, так и тех, кто расследует это дело. Для всех он — наркоман, а они непредсказуемы. Поэтому новый кровавый поступок надо совершить именно там, где…
— В институте? Ты с ума сошел!
— Не я, Славочка, не я тут свихнулся. Можно даже предположить по теории вероятности, КТО именно окажется на этот раз его жертвой. У НЕГО устойчиво выбранный объект нападения, это факт. А по возрастной группе в институте осталась только одна подходящая кандидатура, на которую можно напасть рано утром, когда она практически первой приходит в здание в Колокольном переулке и примерно около часа — до начала рабочего дня — находится там совершенно одна.
Коваленко сощурился, оценивая изложенное собеседником.
— Все это слова, Никита, — тон его, однако, был преисполнен тайной надежды. — А слова есть туфта, как мой батя говорил. Но… попробовать стоит. Ей-богу. А что еще нам остается?
Операцию «Институт» готовили тщательно, однако времени на подготовку много не тратили. Через два дня в четверг шестнадцатого августа в десять утра сотрудники НИИ изучения человека собрались в родных стенах по настоятельной просьбе директора института, срочно после смерти Балашовой вернувшегося из командировки по Южному Уралу. Отдельно через спасскую милицию пришлось оповещать только тех, кто продолжал работать на базе. Племяннику Балашовой Павлову позвонил Коваленко. А в цирк за Юзбашевым послали дежурную машину.
Коваленко взял на себя основное руководство всем происходящим в актовом зале, где дня удобства и намеревались откатывать пальчики. Встревоженным научным сотрудникам он объяснил все так, как они и обговаривали с Колосовым, — по делу возникла закавыка, срочно нужно проведение дактилоскопической экспертизы, а поэтому… извините за беспокойство… вынуждены… и т. д.
— Ну, понятно, «яко отделяю овец моих от козлищ» — как в Библии прописано, — бодро констатировал заведующий лабораторией первобытной техники Пухов. — В семьдесят восьмом, коллеги, когда на даче у академика Сухомлинова произошла кража, милиция тоже брала отпечатки у всех его домочадцев и нашла-таки вора. Только, молодые люди, побыстрее, пожалуйста, исполняйте свои обязанности — в двенадцать у меня важная встреча в Историческом музее.
— Все займет не более часа. Руки вам только испачкаем краской, но она легко отмывается с мылом, — благодушно вещал Коваленко. — Проходите, сотрудники сейчас вами займутся.
Он все это время осторожно наблюдал за Юзбашевым, стоявшим вместе с Зоей Ивановой у окна. Этолог глядел на сыщиков со злобой.
— Я-то для чего вам опять понадобился? — прошипел он. — У меня дважды отпечатки брали! Еще в вашем грязном изоляторе.
— Некачественные образцы, — пробормотал Коваленко, а про себя подумал: «Ох, с этим уже прокололись, он что-то заподозрил!»
В актовом зале работала целая бригада экспертов из ЭКО. Помогали им и сыщики отдела убийств, для которых все это было вполне обычной операцией.
— Пашешь-пашешь, ночи не спишь, ни тебе праздников, ни выходных, а тут вдруг — бац! — подарочек, — ворчал один из них, от которого забористо попахивало чесночным духом и еще чем-то еще более крепким, ядреным, хотя и старательно заеденным жевательной резинкой «Ригли'с сперминт». (Колосову и Коваленко пришлось не позабыть эту весьма важную деталь инсценировки.) — Вкалываешь, как папа Карло, а они заразу эту выпускают.